Москва времен Чикаго
Шрифт:
— Гостей дома будете принимать. Если, конечно, там окажетесь!
И довольный своей шуткой, заржал.
Титовко покорно поднялся со стула, на котором было так приятно сидеть, заложил руки за спину и покорно пошел из камеры. Он услышал, как Мягди крикнул ему вслед:
— Не забудь, что обещал, дорогой!
Теперь размышлять и выбирать премьер-министру не приходилось. Угроза Титовко каждый миг могла стать реальностью. Конечно, он, Николай Николаевич, не чувствовал за собой особых грехов. Но таким мог стать каждый его шаг, любой подписанный документ, каждый разговор с Титовко. Был бы человек, а компромат на него всегда найдется. Об этой простой истине, особенно в сегодняшней войне компроматов, ему, руководителю кабинета министров, забывать не приходилось.
И расслабляться — тоже. Кто знает, что вынашивает сейчас его бывший подчиненный, сидя в тюремной камере? Какие потоки лжи и измышлений против него готовит?
Надо действовать. Немедленно!
Николай Николаевич едва дождался утра и начала рабочего дня. И как только позволило время и приличия, стал звонить в Генеральную прокуратуру.
К его удивлению, Александр Михайлович в этот ранний час был уже на месте.
— Доброе утро, Александр Михайлович! — как можно более бодрым голосом поздоровался премьер-министр. — Что так рано на работе?
— А вы? Насколько мне известно, правительственные чиновники раньше десяти вершить государственные дела не начинают.
— Это вы зря о нас такого плохого мнения. Сейчас я перевел все ведомства и департаменты на работу до позднего вечера. Любой, кто проедет вечером мимо Дома правительства, увидит: большинство окон светится, люди в кабинетах работают допоздна.
— Это похвально: должен же кто-то в стране заботиться о делах насущных! Но, насколько я понимаю, вы позвонили в столь ранний час не для того, чтобы сообщить мне эту приятную весть?
— Не для того, — пришлось сознаться премьер-министру. — Вы мне докладывали, что арестовали преступную группу, в которую якобы входит и мой подчиненный?
— Докладывал. Дело очень громкое. Я бы даже сказал, скандальное. Не исключено, что в ближайшее время за решетку попадет еще кое-кто из ваших непосредственных подчиненных. И очень высокого ранга.
— Вы меня пугаете. Неужели коррупция так глубоко разъела исполнительную власть?!
— Увы, Николай Николаевич.
— И все же я не совсем согласен с вами. Например, в отношении Титовко. Это довольно порядочный человек. Отличный организатор и профессиональный работник.
— Насчет его профессионализма возражать не стану. Не каждому под силу додуматься таким образом обворовывать государство.
Премьер-министр хотел горячо возразить, но осекся. Он понимал, что переубедить Генерального прокурора ему вряд ли удастся. Да и такую задачу он сейчас не ставил. И потому решил начать именно с того, ради чего и позвонил.
— Хорошо, оставим каждый свое мнение о деловых и прочих качествах этого работника. Я о другом. Иисус Христос никогда не оставлял надежды на исправление человечества и каждого человека в отдельности. Даже если он виновен и грешен. А вину Титовко еще предстоит доказать. Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой. Возможно, первый и последний раз: освободите его. По крайней мере из этого следственного изолятора, где такие невыносимые условия для интеллигентного человека.
Генеральный прокурор многое мог бы возразить премьер-министру в ответ на эту тираду. И что Иисус Христос всем своим божественным промыслом призывал человека каждый день и каждый час быть готовым к ответу за свои слова, поступки и мысли перед Богом, бороться с дьявольскими искушениями и побеждать их. И что такие условия в тюрьмах и следственных изоляторах созданы как раз исключительно благодаря бездействию правительства.
Но вместо этого он коротко ответил:
— Я подумаю, что можно сделать для Титовко.
— Как я об этом узнаю?
— Я вам перезвоню.
— Спасибо.
Как только их разговор закончился, Генеральный прокурор вызвал к себе начальника управления правового обеспечения. И коротко изложил суть просьбы.
— Что можно сделать для этого господина, не нарушая закон, разумеется?
— Применить статью девяносто девять Уголовно-процессуального кодекса: освободить под залог, — сразу же нашелся начальник правового управления. — У нас теперь есть богатые люди, и данная статья начинает работать.
— И какую сумму залога можно потребовать с Титовко?
— Рекордная сумма, внесенная за освобождение под залог, составляет в нашей стране двести восемьдесят тысяч долларов. Хотя в мировой практике есть и гораздо большие суммы. Думаю, что с учетом особой тяжести предъявленного обвинения это будет не менее ста тысяч долларов.
— Откуда? — изумился Генеральный прокурор. Зарплата этого чиновника и за сто лет работы не покроет этой суммы.
— О, вы не знаете возможностей этих господ! — живо возразил начальник управления. — Они уже давно живут не на зарплату. И найдут любой залог, лишь бы оказаться на свободе.
— Но, насколько я знаю, изменить меру пресечения, то есть заключение под стражу, вправе только суд. И это довольно длительная процедура.
— Почему же? Освободить под залог может и следователь. Правда, с санкции прокурора.
— Тогда решено: я дам поручение следователю Ускову и прокурору, который держит это дело на контроле.
— А сумму залога этот господин чиновник может внести на специальный депозитный счет нашей Генпрокуратуры.
На том и порешили. И Генеральный прокурор стал звонить премьер-министру, чтобы обрадовать его быстрым исполнением просьбы.
Усков добрался в областной центр без приключений и быстро. Но здесь перед ним возникла дилемма: с кого начать?
Можно было, конечно, направиться прямо к мэру и попытаться разузнать что-либо от него самого. Но Петраков вряд ли раскроет карты даже под самой сильной угрозой.
И он решил навестить Буланову, как и советовал ему Виктор Васильевич.
Он застал ее на работе. Выглядела она посвежевшей и помолодевшей, точно переживала вторую молодость. На что и не замедлил обратить ее внимание Андрей.