Москва времен Чикаго
Шрифт:
Это был болезненный удар для Титовко. Он не предполагал, что эта плохая новость так быстро достигнет Ускова. Поэтому наклонил голову, чтобы скрыть беспомощность, охватившую его.
— Достаточно, например, мне составить протокол, что вы, находясь под залогом, не явились ко мне вовремя на допрос или совершили иное незначительное правонарушение. Вы же знаете наши возможности.
Титовко подавленно молчал.
— Я жду, господин Титовко. Или мне посадить вас в одну камеру с Джевеликяном?
При упоминании этого имени допрашиваемый вздрогнул так, словно его тряхнуло током. Андрей моментально воспользовался своим открытием:
— Если будете молчать, я составлю протокол.
— Но ведь я к вам явился!
— А кто это подтвердит? Я? Ни в коем случае!
— Это шантаж!
— Называйте как угодно, мне все равно. Я, например, могу квалифицировать ваше преступление как грабеж. По вашей вине людям теперь не выплатят вовремя пенсии или зарплаты. Сколько вы успели награбить у государства? Несколько миллиардов? А сколько бы еще нахапали, если бы мы не обнаружили ваш преступный анклав! Я жду.
Титовко поднял взгляд на следователя. В его глазах стояли слезы.
— Пощадите! Вы губите все, что я создавал долгие годы: карьеру, репутацию, честь.
— Ну, допустим, о чести в данном случае и речи быть не может. А остальное — дело наживное. По крайней мере я обещаю вам, что оставлю вас до суда на воле. В ответ на добровольное признание. Имейте в виду, что следствие располагает доказательствами вашей вины: записями ваших разговоров, свидетельскими показаниями и другими.
Допрашиваемый подумал, затем резко махнул рукой:
— Записывайте.
Усков сделал знак, и секретарь включил записывающую аппаратуру. Титовко довольно подробно рассказал о том, как возникла идея, как ее осуществляли. Однако главный упор он делал на вину не свою, а Джевеликяна. Настолько, что следователь был вынужден задать ему новые вопросы:
— Вы все время делаете упор на вину Джевеликяна. Но ведь он в это время находился в следственном изоляторе и не мог участвовать в организации несанкционированного проникновения в компьютерную систему Центробанка!
— Ошибаетесь! — Похоже, Титовко вновь обрел былую уверенность. — Он собрал нас в своем логове, где скрывался, на бывшей даче Сталина в Сочи. Это он организовал ту комнату с аппаратурой на своей загородной даче здесь, в Москве. Это он осуществлял руководство операцией из тюремной камеры по персональному телефону мобильной связи. Кстати, господин следователь, кто позволил матерому преступнику, который обвиняется в таком тяжком преступлении, иметь в тюремной камере средство связи с внешним миром?
Это уже была наглость. Похоже, что оправившийся после первого испуга Титовко перешел в наступление. К тому же он был прав. Следователь, ведущий дело, обязан был не допустить подобного нарушения правил режима следственного изолятора.
Поэтому Усков, привыкший задавать вопросы, не был готов сразу на него ответить. Но это длилось считанные секунды. Следователь пристально посмотрел на обвиняемого и четко, с болью в голосе ответил:
— Я не обязан здесь отвечать на ваши вопросы. Но все же скажу. Это породила та система, которую вы так ударно строите, господин Титовко. Так же, впрочем, как и то, что вы совершенно противозаконно сейчас находитесь на свободе!
— Как же так? — опешил Титовко. В его голове мелькнула тревожная мысль, уж не известно ли Ускову, что он так и не заплатил сумму залога? Но, похоже, следователь об этом не знал. Потому что он заговорил совсем об ином.
— Согласно Уголовно-процессуальному кодексу залог не может применяться к лицам, обвиняемым в совершении тяжких и особо тяжких преступлений. А ваши подвиги, господин Титовко, тянут не меньше, чем на десять лет. Так что скажите спасибо, что я закрываю глаза и на это нарушение закона.
— Понятно, — только и смог вымолвить Титовко. Он уже очень жалел, что пошел на этот допрос один, а не в сопровождении, например, того ушлого адвоката. Но, как известно, жадность губит фраера. А Титовко, сэкономив на адвокате те деньги, вряд ли мог рассчитывать теперь на его доброжелательное к себе отношение.
— Спасибо, господин Титовко. На сегодня хватит. Вам осталось внимательно прочитать ваши показания и подписать каждый лист.
А про себя следователь подумал:
«Конечно, Титовко прав насчет того, что я дал такие послабления Джевеликяну. Но я тем самым убил нескольких зайцев одним выстрелом. Джевеликян под постоянным контролем в изоляторе. А злоба на бездействие своих недавних друзей и наличие возможностей припугнуть их уже сыграли свою роль: Титовко не был бы так разговорчив и не валил бы всю вину на Мягди, если бы тот уже не выполнил свою угрозу».
…После визита Ускова перепуганный мэр буквально заметался по своему кабинету. Ему хотелось срочно принять меры, чтобы замести следы. Но прежде он все-таки хотел переговорить с Титовко, чтобы узнать, что делается там, в столице.
Наконец на третий день ему удалось дозвониться. Трубку на этот раз взял не секретарь в приемной, а сам хозяин. И сразу же оборвал все эмоциональные восклицания Петракова:
— У меня слишком мало времени, чтобы все объяснять. Тем более по телефону. Лучше приезжай ко мне завтра.
— Не могу, — вздохнул мэр.
— Почему?
— Усков взял с меня подписку о невыезде.
— И до тебя добрался?! Вот падла! Меня сегодня полдня на допросе терзал!
Петраков чуть не задохнулся от такой новости:
— Как он посмел?!
Титовко злобно хохотнул:
— Вы там, в провинции, спите и мух не ловите! Посмел?! Да он меня арестовал и два дня гноил в лефортовском изоляторе! Вот тебе и посмел! Спасибо Николаю Николаевичу — вытянул.
— Тебя он вытянул, а кто меня будет вытаскивать?