Москва времен Чикаго
Шрифт:
— Вот сейчас времена хорошие пошли: пей на работе коньячок, и никто ничего тебе не скажет. А вот в период борьбы с алкоголем наш первый секретарь такую плюху придумал. Сам он был хороший любитель выпить. Но при людях, да еще на работе!.. Вот он и приказал буфетчице два раза в день в граненом стакане к нему в кабинет чай приносить. Она набухивала полный граненый стакан коньяка, бросала туда дольку лимона, опускала чайную ложку и так шла к нему совершенно открыто. Весь партийный люд считал, что Иван Иванович пьет только чай!
И мэр натужно засмеялся, пытаясь разрядить мрачную обстановку.
Но хозяин кабинета внезапно сказал нечто совсем на иную тему:
— Понимаешь, достал меня этот кавказец!
— Как? Он же в тюрьме сидит!
— Сидеть-то он сидит, да только планы мести вынашивает там кровные. На днях перед домом взорвали мою машину. Иномарка разлетелась в клочья. Милиция установила, что под колеса было подложено безоболочное взрывное устройство довольно сильной мощности. Судя по тому, что время взрыва было выбрано ночное, меня пока решили только припугнуть.
— А почему ты думаешь, что это дело рук Мягди?
— А кого еще? Тебя? Ускова? Генерального прокурора? Администрации Президента, наконец, с которой я воевал за приоритет правительства? Больше у меня врагов нет.
Петраков задумался. Он и сам понимал, что, кроме Мягди, такую пакость устроить некому. Более того, он смутно чувствовал, что за Титовко наступит его очередь.
Об этом открытым текстом напомнил ему и хозяин кабинета:
— Думаешь, тебя сия чаша обойдет? Не надейся. Мягди там озверел вконец: сам это видел. Когда я вошел в его камеру, он готов был меня на куски растерзать!
Петраков пригорюнился. И вдруг предложил:
— Слушай, у нас столько денег, давай наймем кого-нибудь?
— Ты что, думаешь, это так просто? До сих пор мы заботы не знали, потому что все темные дела за нас он обделывал. А теперь к кому соваться? Да его вся криминальная Москва знает: прежде нас с тобой за наши же денежки кокнут, чем с его головы хоть один волос упадет. Это же мафия!
Вячеслав Иванович нервно заерзал в кресле. В его голове крутились разные мысли и предложения. Но не было ни одной, о которой он мог бы с уверенностью сказать: это именно то, что мне нужно. Наконец он изрек:
— Тогда… Надо на него Ускова натравить!
— Тоже — как? Я пытался, но он ушлый сыщик, на мою приманку не клюет. К тому же мы и так все вместе по одному делу проходим. Будь проклят тот день, когда я связался с этим кавказцем!
— Послушай! — осенило Петракова. Все-таки гениальное кино эта «Кавказская пленница»! Помнишь: «Кто нам мешает, тот нам и поможет!»
– Ну?
— Слушай!
Петраков придвинулся к Титовко и что-то возбужденно зашептал ему на ухо.
Неудачный звонок к Петракову оставил подруг без последней надежды раздобыть денег. И тогда Джульетта решила: поедет к Мягди в тюрьму. Тот уж ей денег не пожалеет.
Вдвоем с Зиной они обошли всех своих коллег и кое-как наскребли денег на дорогу.
На этот раз Буланова приезжала в столицу не как победительница, а скорее как просительница. Когда в кармане пусто, жизнь вокруг смотрится иначе. Джульетта видела бьющую через край роскошь столичных магазинов, множество дорогостоящих иномарок, снующих вокруг, возводимые повсюду шикарные здания.
Видела и переживала болезненно. Теперь она готова была даже помогать Ускову, лишь бы наказать этих наглых нуворишей с неизменными телефонными трубками, с огромными золотыми цепями и браслетами.
Но поскольку недолгий путь ее лежал к местам не столь отдаленным, она постепенно успокоилась, в ней даже вновь пробудилась жалость к заточенному в темнице Джевеликяну. К ее удивлению, на сей раз ей не пришлось показывать удостоверение и пытаться всеми силами пробиться на свидание к Мягди. Нет, ее предупредительно провели к заключенному. Причем не в комнату для свиданий, где она пыталась пробиться к любимому сквозь плексигласовое стекло, а прямо в камеру.
Правда, надзиратель предупредил, что дает даме не больше десяти минут и то исключительно из уважения к такому замечательному человеку, как Джевеликян.
Причину столь великодушного поведения надзирателя она поняла, как только переступила порог камеры: благодарный Мягди сунул ему в руку две сотенные бумажки с портретом Рузвельта.
И почему-то ей расхотелось кидаться в объятия Мягди. Оглядев обстановку, в которой он находился, она поняла, что ни гонимым, ни обделенным его считать не приходится. Наоборот, это она со своими мелкими денежными проблемами может претендовать на такие эпитеты.
Но Мягди недаром в молодости практиковал экстрасенсом. Он хорошо угадывал состояние человека. Заметил он мгновенную перемену и в Джульетте. И все понял.
Поэтому, хоть его и обуревало желание тут же, немедленно овладеть этой женщиной, делать этого он не стал. Усилием воли сумел переломить себя. Он протянул руку, ласково пожал и поцеловал женскую ладонь, усадил Джульетту на мягкий стул.
И принялся хлопотать. Мгновенно на столе появилась вкусная еда, и Джульетта не заставила себя упрашивать. Она покорно села за стол и, не стесняясь, принялась уплетать.
Мягди сидел напротив и с удовольствием наблюдал за ней.
Она ела быстро, понимала, что время краткосрочно, и они не успеют поговорить. С трудом оторвавшись от еды, она с благодарностью повернулась к Мягди и сама поцеловала его. Затем, повинуясь внезапно возникшему желанию, обняла его и повалила на кровать. Дальше ей самой уже ничего делать не пришлось.
…Как ни замечательно отдыхать, побывать на своей родине, но работать все-таки надо. Примерно так думал Андрей, отправляясь с утра пораньше из родного Пашкова в Москву. Мать положила ему в машину подари! Глаше: варенье, соленые огурцы и грибочки.
Но стоило ему немного отъехать от пригородного поселка Пашково, как мысли сразу переключились на Петракова. Он, конечно, прозевал ушлого мэра. Если тот поехал в столицу вопреки подписке о невыезде, значит, у него имелись на то серьезные основания.