Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь
Шрифт:
— Мне вчера рассказали: вопрос — чем отличается член от жизни? Ответ: жизнь жестче.
Ничего, ничего, посмотрим. Сейчас бы пьесу найти хорошую и обрадоваться.
Что бы он ни говорил, но он остается солистом, с отдельной, сочиненной им партитурой жизни. В нее не вписаны — пафос, юбилеи, правительственные телеграммы и изнеженно-больное отношение к себе, любимому. В нее большими буквами вписаны строки Бродского: «Храни, о юмор, юношей веселых».
Какой русский не любит быстрой езды и какой артист не мечтает сыграть в зарубежном кино или, поднимай выше — в театре, чтобы укрепить свое портфолио и кроме авторитета заработать твердую валюту?
Секс убийственный по краковскому счету
Александр Домогаров в самом театральном городе Польши репетировал роль Макбета в одноименной пьесе Шекспира. Он первый из русских, кто сыграл в Польше роль на языке страны. Тогда он не задавал себе этих вопросов и уже совсем не предполагал, что покажет всей стране
СЕКС УБИЙСТВЕННЫЙ ПО КРАКОВСКОМУ СЧЕТУ
Кабальный договор хорошо оплачен — Училка стала тенью — Убийство трубача в костеле — О превратностях судьбы — Секс погубит всех
Пока в Кракове часы умопомрачительного Марьяцкого костела бьют точное время, артист Александр Домогаров успевает дойти от дома до театра. Его проход по куцей улочке, озвученный боем средневекового механизма, длится уже два месяца.
Краков хорошо известен в Европе своим Вавелем (кремлем), театральными традициями, тем, что в нем живут и работают мировые величины — Анджей Вайда, Кристиан Люпа… Знаменит город и краковской колбасой, не имеющей ничего общего с тем, что продается у нас под этим же названием. Артист Домогаров стал первым из русских, кто вписал яркую страницу в историю польского театра и исключительно на польском языке.
Справка: Александр Домогаров. 36 лет. Выпускник театрального училища им. Щепкина. Работал в театре Российской Армии, служит в театре им. Моссовета. Известен по киноролям в телесериалах «Графиня де Монсоро», «Марш Турецкого», «Бандитский Петербург», в картине «Белый танец».
Домогаров не первый и не последний из наших, кто выступает в европейском театре. Янковский, Калягин, Вертинская, Демидова — тяжелая артиллерия русского театра пробовала силы в Париже, Греции, в Англии… Играли хорошо и в основном по-русски. Так, Олег Меньшиков в паре со знаменитой Ванессой Редгрейв был Есениным и читал стихи, пел романсы на языке страны березового ситца. А текст за него — типа: «Он сказал, что хочет меня» — отыгрывала партнерша. Исключением можно считать Михаила Козакова, который, став эмигрантом, чтобы выжить, вынужден был играть в Израиле на иврите.
С Домогаровым краковский театр Багатела подписывал контракт с одним условием — он должен играть Макбета только на польском. Заманчивая идея обернулась для него кошмаром и затянулась, как удавка на шее. Кабальные условия не стоили никаких денег.
— Если бы ты знала, как мне страшно. Никогда так не дрожал, — сказал он мне в приступе правды за неделю до премьеры.
Он страшно психовал из-за языка, хотя роль за две недели отскакивала от зубов. Кстати, он был один из всей команды, кто наизусть знал роль. Но… его польский, как хромой инвалид, то и дело спотыкался на ударениях, скользил на интонациях и заплетался в дебрях шипящих и свистящих.
— Мам сэл строич в цудзе шаты? — твердил он то, что по-русски звучит намного красивее «Должен ли я рядиться в чужие наряды?»
К нему, естественно, приставили училку. Юстина — выпускница филфака пальчиком педантично поправляла очки, сползавшие с переносицы, и, сидя напротив, терпеливо выслушивала монологи русского Макбета. Его слова о любви и рефлексиях грехопадения ее совсем не трогали. Но тут же вскидывалась, как он делал ошибку. Она стала его тенью за кулисами.
— Добж (хорошо), — бросал он кому-то.
— До-бже, — чеканя каждую букву, шипела она за спиной. И не прощала формального «прош» (прошу) вместо гибкого «проше». Я спросила у учительницы Юстины после премьеры:
— Каким Саша был учеником?
— Нет, он не тупой. Он упрямый, но только очень торопится. Я ему все время говорила: «Сашка, не так быстро». У нас так шибко не говорят.
— А как ты думаешь, он понимает то, что говорит? Или надежда только на актерскую память?
— О, теперь да, понимает. А сначала мало. Теперь он хорошо говорит на улице. А недавно я видела, как на репетиции он даже текст подсказывал нашему артисту, когда тот слова забывал.
Марек Вуйчик — 80-летний талисман театра, играл в «Макбете» одну из ведьм и действительно время от времени плавал в шекспировском тексте.
В предпремьерные дни Домогаров, переигравший супергероев в кино и суперлюбовников на сцене, дрожал, как заяц, почуявший близость охотников. Суфлер носился за кулисами, следя за перемещениями Домогарова, но тот на суфлера решил не надеяться.
Когда на Марьяцком костеле бьют часы, трубач четырежды играет марьяцкий хейнал — что-то вроде гимна Кракова. На север, на юг, на запад и восток разлетается красивая мелодия. И вдруг обрывается на высокой ноте. Это, пожалуй, самая удивительная легенда Кракова. Согласно ей, когда татары подступили к городу, трубач, обычно собиравший хейналом горожан на молитву, решил предупредить их о нашествии. Он заиграл во внеурочный час, и татарский стрелок натянул тетиву лука. Стрела вонзилась трубачу в горло, и мелодия оборвалась. Спустя много-много лет Булат Окуджава напишет своей польской подружке, тоже поэтессе, Агнешке Осецкой:
Когда трубач над Краковом возносится с трубою, Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах…Так вот, пока трубач на четыре части света выдувает свой красивый хейнал, Саша Домогаров, сосредоточенный и внутренне сгруппировавшийся, идет в Багателу на «Макбета», как на осаду крепости. Он даже не замечает, как миловидные польки очумело смотрят вслед, а наглые тинейджерки кричат ему: «Бохум, Бохум!» В Польше Домогаров не кто иной, как яростный, сумасшедший от любви красавец Бохум из киноэпопеи «Огнем и мечом», поднявшей национальный дух в стране.
Но не о роли кинематографа в формировании патриотического сознания хочется говорить в живописном маленьком Кракове, а о причудах и заворотах актерской судьбы. Судьба Александра Домогарова — идеальный пример ее непредсказуемости, фатальности и прочих паранормальных явлений. Вот поди ж ты — целых двенадцать лет служил артист Домогаров в театре Армии — красивый, фактурный, хорошо пел, переиграл всех героев-любовников. Но несмотря на всю его мужскую харизму, публика сохла по другим, тем, кто уже мелькал в чахлом кино постперестроечного периода или работал в популярных театрах вроде «Ленкома» или «Табакерки».