Мост через бухту Золотой Рог
Шрифт:
— Я покажу вам окрестности, — сказал он.
Он уже приготовил трех ослов. По дороге он раскрыл «Джумхуриет». Я увидела фотографию арестованного чешского премьер-министра Дубчека. Маленькая чешская девочка плакала, стоя перед советским танком. Прочитав страницу, молодой человек передавал ее нам. В Стамбуле полиция собрала всех хиппи, намереваясь выдворить их из города. В Иране произошло сильное землетрясение, и тысячи людей погибли. Молодой человек сказал:
— Иранское землетрясение может и до нас добраться. Если такое случается, то тут даже горы могут начать шевелиться.
Сидя на ослах, мы посмотрели на горы. Горы были лысыми.
— Говорят, прежде эти горы были все зелеными, — сказал молодой человек. — Там росли овощи и фрукты, это когда тут армяне жили. Потом всех армян поубивали, и горы превратились в голые камни.
Хайдар спросил его:
— Брат, а ты не из полицейских?
— Нет, — ответил он. — Но я слышал, что министр внутренних дел из Анкары послал мэру телеграмму: «Не пускай этих двух опасных коммунистов в деревни».
Хайдар сказал:
— Мы не коммунисты.
Я сказала:
— Потому что мы социалисты.
Молодой человек улыбнулся, показал, перегнувшись ко мне со своего осла, газету с советскими танками в Праге и сказал:
— Посмотри, это ваши. Они уже в Праге.
— Они не наши.
Он сказал:
— Советские люди — великий, героический народ. Они совершили революцию, почему ты от них отмежевываешься?
Тогда я решила доказать ему, что я читала Ленина, и достала из сумки изжеванную ослом книгу «Государство и революция». Поскольку Хайдар в этот момент пнул моего осла ногой в живот, чтобы призвать меня к порядку, мой осел припустил, и молодой человек так и не увидел, какую книгу я ему хотела показать.
Над сумасшедшей рекой крестьяне протянули длинный, толстый кабель, который соединял оба берега и на котором висели покрышки от грузовиков, использовавшиеся для переправы. Если крестьянам нужно было в город, они переправлялись через эту сумасшедшую реку. Они усаживались в покрышки и, держась за кабель, перебирали руками, пока не добирались до другого берега. Для рабочей партии и левых студентов в Стамбуле и Ан-, каре эта река была своеобразным символом, потому что каждый год на этой реке гибли крестьяне и партия каждый год планировала построить тут для крестьян настоящий мост. Не успели мы загрузиться в покрышки, как я тут же вывалилась и повредила себе левую руку. Хайдар сумел перебраться через реку, потому что он занимался боксом и у него были крепкие мускулы. Два часа я просидела под деревом. Газетные страницы одна за другой полетели в сумасшедшую реку и одна за другой исчезли в бурлящих водах. Когда Хайдар вернулся, рука у меня вся распухла. Молодой человек сказал:
— Я проведу вас в горы, к курдам.
Две женщины как раз кормили грудью своих детей. Мы дали их мулсу лекарств, которыми снабдил нас отец Хайдара. Муж пололсил лекарства в тень. Мы хотели сфотографировать женщин, но они отказались, вместо этого они открыли какой-то сундук и достали оттуда яркое платье, которое я должна была надеть. В этом платье муж посадил меня на свою лошадь, и Хайдар сфотографировал меня. Потом мы отправились на своих ослах в обратный путь, а женщины все еще продолжали кормить детей грудью.
В Хаккьяри в больнице врач перевязал мне руку и сказал:
— Вам здесь нечего делать. Езжали бы уже к своим родителям.
С перевязанной рукой я подсела в кафе к рабочим-дорожникам и спросила их, сколько они получают и есть ли у них профсоюз, который борется за их права. Они рассказали мне, что зарплату им частенько задерживают.
— А что мы можем с этим поделать, уважаемая? — спросили они меня.
В этот момент в кафе вошли несколько солдат с автоматами наперевес. Они вошли и очень удивились.
Я сказала дорожникам:
— Вы можете пойти пешком в Анкару, чтобы отстоять там свои права.
Дорожники рассмеялись и сказали:
— Да у нас и башмаков-то столько не найдется, чтоб до Анкары дойти. Есть одни, да и те каши просят.
Я проскандировала несколько наших стамбульских боевых речевок, и рабочие смеялись вместе со мной.
Рабочие, крестьяне, молодежь! Вместе все — на Анкару! Полиция на лошадях. Мы — пешим строем. Долой эксплуатацию, долой! Не помогут вам ни пушки, ни танки, Все равно страна придет к социализму!Солдаты продолжали смотреть на меня большими глазами, и руки их лежали на автоматах.
Дорожники сказали:
— Дочь наша, уважаемая, выпей еще с нами чаю.
Хайдар куда-то исчез, на улице начался дождь, в считаные минуты рубаха моего отца и повязка на руке промокли насквозь, и в туфлях моих хлюпала вода. В конце концов я нашла Хайдара в парке на скамейке. Он сидел там так, как будто истосковался по воде.
— Поскольку ты любишь этого буржуя, ты не соблюдаешь никаких мер предосторожности, хотя, как социалистка, ты должна была бы подумать об этом. Эти буржуйские сынки только играют в социализм, — сказал он.
Целый час мы просидели под проливным дождем. Когда мы говорили, дождь заливался нам в рот, когда мы кричали друг на друга, дождь снова выскакивал из наших ртов наружу. В какой-то момент мимо нас прошел мужчина в очках. Он шел, то и дело протирал свои очки мокрым платком и смотрел на нас. Когда вечером мы с Хайдаром сидели в ресторане гостиницы и пили ракэ, к нам подошел тот самый мужчина, который все время протирал свои очки. Оказалось, что он единственный журналист в Хаккьяри. Он взял мою руку, поцеловал ее и сказал:
— Я видел вас. Вы как герои Сартра из «Невиновных». Он — Иван, а вы — Наташа, и вы собираетесь бросить в царя бомбу.
Журналист подсел к нам, он сидел, плакал и все целовал мне руку.
— Я мелкий, ничтожный провинциальный журналист, а вы — вы герои Сартра.
Когда он, все еще продолжая плакать, выпил ракэ, шестеро наших полицейских в штатском тоже подняли свои стаканы, и мы присоединились к ним. Ночью к нам постучался человек из рабочей партии.
— Есть грузовик, который отвезет вас назад, в Анкару, — прошептал он. — Вам пора сваливать отсюда.