Мост через время
Шрифт:
По-видимому, это близко к истине. Я здесь останавливался на военных эпизодах – ну какое они имеют отношение к Гроховскому-конструктору? Характер его сформировали, стимулы ему дали?.. Положим, характер его сформировался раньше, что же до стимулов, то ведь ни Туполев, ни Ильюшин, ни Поликарпов, ни Микоян, ни Сухой в атаки не ходили, бронепоезда под откосы не сваливали, а конструкторами были слава богу. Еще меньше науки в упорном обращении Урлапова, Титова, Клемана, Лидии Алексеевны к эпизодам с махновщиной, к выводам, которые сделал из нее для себя Гроховский и о которых я сейчас расскажу. Известно, что махновщина – это бандитизм, к тому же анархо-кулацкий, так что едва ли кто-либо
Сейчас появилась надежда, что тема «Гроховский» будет наконец исследована. Махновщину, как она ни отвратительна, тоже придется изучить со всей объективностью. Хотя бы для того, чтобы не забыть и не исказить прошлое, а за это не пережить его вновь… Я же прежде всего пишу о том, что сам узнал. И не считаю себя вправе только потому опускать услышанное, что тоже порой сомневаюсь в его высокой научности. Мои собеседники на это не согласились бы. Право у меня есть не более, чем на комментарии по мере сил.
…Понятно, думал комиссар, что крестьяне шли в отряды к Махно и снабжали его всем в избытке, когда он выбросил лозунг «Бей помещиков, офицеров и варту!» (варта – гетманская полиция). Понятно, что его отборная конница и тачанки с посаженной на них пехотой легко уходили от малоповоротливых регулярных войск в чистом поле. В степи ничто им не мешало: отмахают сотню верст, рассыпятся по дальним селам и хуторам, оружие схоронят, – и вот они уже обыкновенные мужики, мирные хлеборобы и пасечники. Поди их, ухвати!
Но как они ушли от белых и Петлюры из тесного Екатеринослава? Несколько тысяч ушли: это уже не отряд, а целое воинское соединение, на тачанки его не посадишь. Запертые в городе, как всегда перепившиеся, с награбленным барахлом (ну барахло, положим, повыкидывали), лишенные какого-либо руководства… Махно, вместо того чтобы организовать оборону, отход, сам стрелял из пушки – и не подходи к нему! А потом плюнул на все, ускакал на станцию, погнал свой штабной поезд на Синельниково, не предупредив об этом своего же коменданта, и устроил крушение. Пожар, вагоны переворачиваются, единственный путь отступления оказался перекрытым, а «армия» ушла. Мелкими группами, по одному просочилась сквозь петлюровцев и вскоре вновь Добралась, возродилась как ни в чем не бывало. Еще злее стала.
И войдя в Бердянск, «бригада имени батьки» устроила то же, что в Екатеринославе. На ту беду в Бердянске было полным-полно спиртного, причем отборного, и на него в город полетели безо всякого спроса махновские отряды с фронта, открывая фронт белым. Большевистский ревком решил вылить все винные запасы в море. И вылили. Вино текло к морю по мостовым, по канавам, а вдоль канав стояло на коленях войско, черпало портвейны и коньяки котелками, фляжками, шапками и просто лакало, по-собачьи, выставив к небу обтянутые гузна.
А оборону города при всем том некоторое время удерживало. И ладно бы, кабы против таких же бандитов, петлюровцев, скажем. Нет! – против обученных офицерских частей генерала Шкуро… Недолго, правда, удерживало, но трудно поверить, что хотя бы день, хотя бы час!
Над всем этим Гроховский в ту ночь только задумался, а к решению пришел много позже, через несколько лет, прочитав однажды любопытное сочинение о причине обширности территории России. Не сам даже прочитал, а Лида ему рассказала. Ни. в коем случае не в упрек Гроховскому, а просто тоже как факт: он мало чего читал помимо технической и другой специальной литературы. «Я, страстная любительница чтения, – пишет Лидия Алексеевна, – обычно рассказывала прочитанное Павлу, у которого для книг не оставалось ни минуты. Он слушал с большим удовольствием и говорил:
– Вот и хорошо, мне и читать не надо – так ты все живо изобразила. И достаточно коротко!»
В общем, не в этом дело: сам прочитал или не сам… Важно соображение, которое он как-то поведал Урлапову, сославшись, а на кого сославшись – Урлапов тогда проморгал по молодости, а потом никак не мог вспомнить: что в России сотни лет, начиная по меньшей мере с Ивана Грозного, слишком себя проявляла центральная власть. Слишком она придавливала людей, возвышаясь над ними повседневной удушливой громадой. И люди, кто только находил в себе силы, при малейшей возможности бежали из-под этой тени куда глаза глядят, во все стороны, занимая все новые и новые места, пустовавшие земли, пока они пустовали. Сперва бежала наиболее свободолюбивая и энергичная часть народа – казаки, за ними монахи, основывая дальние монастыри, за монахами – крестьяне от жестоких бар. А когда таких земель не осталось, когда беглецы достигли где естественных границ, где государственных, это стремление к свободе, к самодеятельности стало нарастать внутри России, как давление в котле, в котором заело предохранительные клапаны. Революция – взрыв котла. Сила вырвалась на свободу колоссальная, но часто незрячая, не знающая удержу, сметающая порой уже не только гнилые, но и жизненно необходимые преграды.
Вывод: направить ее, дать ей зрение.
Непонятно. Махно, что ли, дал зрение этой силе?
– Ничего он ей не дал, – так в одной из бесед со мной заметил, поморщившись, Бартини. – Он сам ослеп и кончил, как и должен был кончить при любом временном развороте событий. Но махновщина, общественный настрой на нее – это явление, и стабильное, при всей его гнусности. Следовательно, не командовать, а направлять! – вот, по-моему, чему тогда научился Гроховский. Объединять, направляя, и непременно видеть, кого и куда зовешь.
Эту человеческую задачу – правильным ли, нет ли был путь к ней – Гроховский считал впоследствии своей главной задачей уже как руководителя большого коллектива. Решая ее, он и вырос. Здесь, говорил Урлапов, и секрет его обаяния или, как это еще называл М.Н. Каминский, того «плена доверия», когда ты чувствуешь, что от тебя ждут больших дел, и не можешь не оправдать это доверие.
А больше всего, в первую очередь Гроховский надеялся на молодежь. Как в старину самой свободолюбивой, самой предприимчивой частью народа было казачество, так в наше время – молодежь. В 1931 году Гроховский был почетным гостем на IX съезде ВЛКСМ. «Вы первым в стране создали молодежное конструкторское бюро, – сказал ему там генеральный секретарь ЦК комсомола А. В. Косарев. – Члены ЦК считают это немалым вкладом в работу комсомола. Увидите, ваш почин в авиации мы значительно расширим».
Ждать пришлось недолго: по решению съезда комсомол взял шефство над авиацией. Кстати, считается, что по предложению К.Е. Ворошилова. На съезде это предложил Ворошилов, но саму идею выдвинул еще М.В. Фрунзе в 1923 году в статье «Красная Армия прежде и теперь»: «В целях приобретения технических навыков и массовой подготовки летного состава было бы очень хорошо привлечь к органической работе по развитию советской авиации нашу молодежь. Это можно было бы сделать удобнее всего в форме шефства со стороны комсомола не только над морским, но и над авиафлотом».