Мост Верразано
Шрифт:
— Ну, они хотели бы сначала убедиться, что твой проект — не блеф.
— Резонно, — отозвался Клем.
Мир уже приобрел обычную размерность; лопасти вертолета перестали вертеться, в широкой его двери сидел Джордж Миллер и вертел головой, бдительно оглядывая окрестность.
— Так… А если они убедятся?
— Если их информация верна, исходная сумма — два миллиарда.
— Твой гонорар тогда?
— Полпроцента, — горделиво сказал дядюшка Би.
— А если четыре? Я потребую?
— Три десятых процента. Послушай, племянник… Оплата в любой форме: предпочтительно акциями компаний, однако могут трансфертом,
— Какую? — спросил Клем совершенно спокойным голосом, спросил так, что человек, даже в тысячу раз более проницательный, чем дядюшка, не понял бы, что в глазах у счастливчика Си-Джи, которому буквально ни за что, ни про что предлагают огромное состояние, сейчас черно от ярости. — Какую собственность?
— Нефтяные поля. Танкеры. Нефтеперегонные заводы.
"Хорошо, что среди них нет арабов, — подумал Си-Джи. — И русских. Понятно, понятно, они не могут расширять круг осведомленных — утечка информации, и акции мгновенно покатятся в тартарары. А ведь я могу их шантажировать. Утечкой информации. Оглаской».
Он был в ярости и знал — почему. Не потому, что эти орлы выступили с таким предложением, — нет, конечно, он и сам поступил бы так на их месте. Потому что он, Си-Джи, орел среди орлов, славный своею способностью принимать мгновенные и безошибочные решения, не знал, как поступить. Хотя мог предвидеть такой вариант, и
Даже предвидел его, но прочно загнал в подсознание. Он не мог пойти на предательство, но знал, что его заставят. Или — убьют.
— С кем из них ты должен связаться?
— С Даном Эрикссоном.
— Будь так добр, передай ему, что я прошу три дня на размышление. До десяти утра в среду. Будь здоров, дядюшка.
— Ты не зайдешь в дом?! — заорал дядюшка Би. — Племянник!!
— И вот что еще, — сказал Си-Джи. — Окажи мне милость, позвони Дану не сейчас, а после того, как я свяжусь с тобой из дома. Это будет… — он посмотрел на часы, — скажем, в час дня. — И добавил, полуобернувшись:
— Учти, дядя, что это самое опасное дело в твоей жизни. Учти…
На обратном пути Си-Джи уже не смотрел вниз; не заметил даже, что красавец «Морской единорог», подняв фор-марсель и стаксель, двинулся к выходу из бухты. За маневрами трехмачтовика следил Джордж Миллер. Он смотрел наружу, чтобы не сверлить взглядом спину хозяина, ибо, чутко уловив растерянность принципала, Миллер испугался. До сей поры он не видел господина Гилберта растерянным, и даже заподозрить не мог, что такое возможно.
Ты все это знал, говорил себе тем временем господин Гилберт; ты еще шейха-покупателя вспоминал, Арафатова дружка… И заметь: приятелей этих пока еще не видно, их время еще не настало, голубчик мой Си-Джи… А вот когда оно настанет, тогда ты и попляшешь, голубчик мой Си-Джи… Подумав так, он непроизвольно оглянулся, сквозь дымку ярости, застилающую глаза, увидел напряженную позу верного Джорджа и устыдился своей несдержанности. Повернулся к пилоту — они сидели рядом, — спросил:
— На моей задней лужайке не исхитритесь сесть, господин Филд?
Пилот сморщил нос; лицо у него было растерянное, почти как у Джорджа. Проговорил:
— Так не по правилам, господин Гилберт… Мне, понимаете, неприятности-то ни к чему…
— Я отвечаю. Садимся.
И сели, вполне даже благополучно, и эскапада эта сильно улучшила
На лужайку выбежала перепуганная Энн; за ней из дома выбрался Умник и потом уже дети — побежали к отцу с очевидным намерением; попроситься в вертолет.. Разумеется, ничего у них из этого не вышло, и за обедом Кен сидел, надув губы, хотя — к его тайному разочарованию — взрослые на это никак не реагировали. Не до того было взрослым…
Волну тревоги, исходящую от Клема-сгаршего, мгновенно перехватила Энн — и столь же мгновенно приплюсовала к ней посадку коптера в запретном до сих пор месте. Ведь ничем рациональным посадку эту нельзя было объяснить, экономия времени на переезде от разрешенного места до дома была ничтожная: пять минут, не больше. Она была умница, маленькая Энн, и потому справедливо оценила эту посадку как признак потери душевного равновесия у Си-Джи — славного именно своей уравновешенностью. Чем же его так зацепил старина Би, бурбон и зануда?.. Впрочем, Энн немного и обрадовалась такому настроению мужа — она побаивалась самой себя, своего состояния, абсолютно непривычного — она млела, стоило ей взглянуть на Умника, млела неприлично, так, что в низу живота становилось тепло.
А Умник — он делал вид, что не замечает ни странного состояния хозяина, ни смущенных взглядов хозяйки. Со вкусом ел и пил; вина были отменные — калифорнийские, а коньяк, надо заметить, французский, и почти столетней выдержки.
Си-Джи понимал толк в коньяке.
После десерта детей отослали, и хозяин предложил перебраться в малую гостиную, аркой своей выходящую в зимний сад. Коньяк захватили с собой — к удовлетворению Умника; впрочем, если бы хозяин не догадался, Умник сам взял бы рюмку свою и бутылку. И вот так — сидя за столетним коньяком, вдыхая теплый, чуть душный воздух, втекающий в гостиную из зимнего сада — а там цвели азалии, — он и выслушал историю о шести важных джентльменах, уполномочивших дядюшку Би вести переговоры с Клемом,
Надо заметить, Энн практически не представляла себе, какие такие дела у мужа с Умником, и потому догадаться не могла, что эти мужские игры смертельно опасны. Сейчас она ощутила опасность не в содержании Клемова рассказа: подумаешь, мало ли предложений получал глава «Джи Си» за эти годы — притом от людей, не менее важных, чем директора нефтяных компаний… Опасность похрапывала и посвистывала в голосе мужа, поблескивала во взглядах Эйвона — когда он поднимал глаза от рюмки. И совсем уж нехорошо стало Энн, когда он спросил у Клема:
— Ну и как, прихлопнем эту затею к дьяволу, и миллиарды эти пропьем, а? Деньжищи-то какие! Вот тогда муж и повернулся к ней. И сказал:
— Полагаю, тебе надо уехать с детьми. В Европу…
— В какую еще Европу?! — пролепетала Энн.
— Объясни человеку толком, — прогудел Умник.
Клем объяснил — очень коротко, но, как всегда, внятно. И резюмировал в том смысле, что если он не примет этих условий, то пощады от нефтяных господ ждать не придется. Энн, надо отдать ей должное, не восклицала испуганно или удивленно и не пыталась давать советы; даже не побледнела, и Умник подумал, что хорошо, когда жена так верит в здравый смысл и возможности мужа. Одобрительно покосился на нее — на сей раз она не покраснела.