Мой адрес — Советский Союз! Дилогия
Шрифт:
— Вы извините меня, Фёдор Петрович, но эта должность не только не даёт право товарищу Язовскому творить всё, что заблагорассудится, но, напротив, накладывает на него дополнительную ответственность. Человек должен служить ярким примером того, как должен себя вести ответственный партийный работник, на деле мы видим совершенно противоположную картину. Пользуясь служебным положением, Виктор Николаевич попросту покрывает своего сына, посмевшего поднять руку на женщину.
Вот тут Язовского прорвало. Ноздри затрепетали, щёки налились румянцем, он выскочил из кресла, словно подброшенный пружиной, и оказалось, что росточку
— Да как ты смеешь?! Как ты смеешь так со мной разговаривать, сопляк?! Да я тебя…
Вот тут и я встал, и, глядя на чиновника сверху вниз, медленно и негромко начал говорить:
— Не стоит горячиться, Виктор Николаевич, а то мало ли — вдруг апоплексический удар хватит… Давайте без эмоций. Суду будут предоставлены все факты, и он, я уверен, разберётся, кто прав, а кто виноват. И экспертиза насчёт побоев вашего сына будет проведена независимая, а то ведь вы могли подговорить врача написать нужное вам предварительное заключение. Я бы на вашем месте, Виктор Николаевич, постарался бы дело до суда не доводить, решить дело миром. Правда, я не знаю, что вы такого можете предложить пострадавшей, чтобы она забрала своё заявление. Но это уже вам решать… Фёдор Петрович, может, я пойду? А то учиться охота — сил никаких нет.
Заостровский, тоже успевший принять вертикальное положение, крякнул от неожиданности, ослабил узел галстука и выдавил из себя:
— Конечно, Покровский, ступай, учись. Стране нужны квалифицированные кадры.
Стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение, я неторопясь покинул кабинет, и только в приёмной позволил себе расплыться в улыбке. Надо же, сам от себя не ожидал такой эскапады. Хотя не рано ли радуюсь? То, что я осадил Язовского-старшего, ещё ничего не значит. На самом деле я не далеко не был уверен, что если и случится суд, то кто будет истцом, а кто ответчиком? Виктор Николаевич ведь вполне может и на меня в суд подать. Вернее, его сын (он-то уже половозрелый, как и Полина, чтобы подавать заявления в милицию), но понятно, что за всем этим будет стоять Язовский-старший. Я представил картину, как в один день в одном и том же суде сначала судят меня, а на следующем заседании — Язовского-младшего. Сюрреализм какой-то!
Вадим между делом поинтересовался, чего это меня ректор вызывал? Я вкратце, не вдаваясь в подробности, пересказал суть произошедшего, на что товарищ отреагировал вполне предсказуемо:
— Вот же гнида! Женька, помни, я с тобой! И вообще я инициирую рассмотрение персонального дела Язовского на бюро комсомола института.
Похвальная самоотверженность, невзирая на его должность комсорга и мечты стать для начала кандидатом в члены партии, а затем и, собственно, членом КПСС. Ведь в случае чего тот же Язовский-старший палок ему в колёса навставляет — будь здоров! Если, конечно, его сынка не исключат из института, что может сказаться самым негативным образом на перспективах самого Виктора Николаевича.
Понятно, что на лекциях я думал вовсе не о полупроводниках и оптико-электронных системах, а о том, что может ждать меня в ближайшей перспективе. Без сомнений, мой сегодняшний оппонент так просто это не оставит. Эта брошенная в лицо перчатка не может остаться без ответа, уж я-то такой тип людей за свои семьдесят с лишним лет изучил как следует. Причём они нередко действуют
Немного расслабился на вечерней тренировке. То есть морально расслабился, а физически я себя довёл до полного изнеможения. Даже при своей супервыносливости я пахал, как папа Карло. Казаков даже испугался, что я порву либо перчатки, либо мешок, либо и то, и другое. А я лупил и лупил, представляя, что это не набитый ветошью или опилками (или ещё бог знает чем) боксёрский мешок, а Виктор Николаевич Язовский. Хорошо ещё обошлось без спарринга, иначе моему сопернику могло бы крупно не поздоровиться.
В среду ректор снова вызвал меня к себе. На этот раз состоялся разговор без посторонних.
— Покровский, тебя какая муха вчера укусила?
— А что, Фёдор Петрович, разве я был неправ? Кто дал право этому Виктору Николаевичу так со мной разговаривать? То, что он заведует каким-то там отделом пропаганды и агитации?
— Что значит каким-то? — нахмурился ректор. — Ты, Покровский, говори да не заговаривайся. Каким-то… Привыкли, что мы тут с вами либеральничаем.
Он сделал глоток из стакана в подстаканнике. Чай по виду был крепкий, тёмно-коричневый с чуть золотистым оттенком. Мне чаю предложено не было, но я и не особо из-за этого расстроился.
— По идее я мог бы поднять вопрос о твоём исключении из института, но мне тут Борисов в красках живописал сцену, случившуюся на танцах между Язовским и какой-то девушкой… Кстати, кто она, откуда?
— Звать её Полина, учится в культпросветучилище.
— А как она познакомилась с Язовским?
Пришлось пересказывать историю, рассказанную мне когда-то самой Полиной.
— М-да, как оно всё у них просто и быстро, — пробормотал словно себе под нос Заостровский. — В наше время девушки были скромнее.
Хм, так-то, на мой взгляд, Полина ничего предосудительного и не сделала. Ну сели они с подругой в машину, ну согласилась сходить на танцы, а там на предложение провести ночь вместе уже ответила однозначным отказом, из-за чего и возник весь сыр-бор. О чём я Фёдору Петровичу и напомнил. Тот, дёрнув бровями и поджав губу, вынужден был со мной согласиться. Но на всякий случай спросил:
— А ты уверен, что кто-то видел, как Язовский избивает девушку?
— Вадим Верховских в тот вечер вместе со мной наблюдал за порядком, он видел. Кто-то из танцующих в зале тоже наверняка видел, можно опросить и выяснить.
— Ну, это задача следователя, если до этого дойдёт, — поморщился Заостровский. — Вообще история неприятная, накладывающая тень на наш институт. Я вчера после твоего демарша поговорил с Виктором Николаевичем, попытался его успокоить и донести, что огласка этого неприятного случая не лучшим образом аукнется не только учебному заведению, но и его сыну. Да и у него на работе если узнают — могут появиться неприятные вопросы. Ну и намекнул, что в идеале для него будет решить этот вопрос полюбовно, без лишнего шума. Не знаю, что он решит, но покинул Виктор Николаевич меня вчера в задумчивом состоянии. Ты вот что, Покровский… Поговори-ка ты с этой девочкой, с Полиной?