Мой адрес — Советский Союз! Дилогия
Шрифт:
— На предмет? — внутренне напрягся я.
— На предмет, может, она согласится пойти на мировую?
— Не факт, — возразил я, мотнув головой. — Девушка, как мне показалось, настроена решительно.
— Даже так? Хм, девица, похоже, с характером…
— Есть такое, — с улыбкой согласился я. — Хотя, конечно, я намекну на такой вариант решения дела, но давить на неё не стану.
В этот момент мне и самому захотелось, чтобы этот подонок Язовский-младший получил по заслугам. С каким бы удовольствием я встретился с ним пусть даже не в подворотне, а на ринге, и чтобы без рефери, чтобы
— Всё хотел спросить, Фёдор Петрович…
— Спрашивай, пока есть возможность.
— А вот вы, на чьей стороне? Нет, не так… Как бы повели себя в такой ситуации, когда на ваших глазах бьют девушку?
— Ну ты и провокатор, Покровский, — мотнул головой ректор. — Как бы я повёл… Может, и врезал бы, не сдержался. Тем более в молодости не раз случалось кулаки почесать.
И он улыбнулся, видимо, вспоминая как раз те самые моменты из своей молодости. Но тут же натянул на лицо былую серьёзность.
— Ты вот что, Покровский, всё же поговори, от тебя не убудет. Пойми, что институту такого рода скандалы совершенно ни к чему. Да и этот Язовский-старший… Человек, скажем так, который никогда не забывает тех, кто его когда-то обидел. Я бы на твоём месте с ним не связывался.
Вот зря он сейчас это сказал. Вот не стоило ему меня пугать, честное слово. Понятно, что хотел сделать как лучше, а получилось, как всегда. То есть всколыхнул в моей юной душе чувство протеста. Так-то, конечно, не такой уж и юной. Но мне казалось, что чем дальше — тем больше моё сознание приходит в гармонию с телесной оболочкой.
В общем, я сделал над собой определённое усилие, чтобы скрыть охватившие меня чувства, кривовато улыбнувшись Заостровскому:
— Вы знаете, Фёдор Петрович, сила в правде. Я Язовского-старшего не боюсь, и тем более его отпрыска, но ради института попробую что-нибудь сделать. Но если Полина будет против — тут уж…
Я развёл руки в стороны, мол, не обессудьте.
— Ладно, ступай, Покровский, — отмахнулся ректор. — Но над моими словами хорошо подумай. Тебе как-никак ещё четыре года учиться. К сессии, кстати, готовишься?
— Готовлюсь, Фёдор Петрович.
На самом деле я лишь для вида пролистывал учебники, чтобы освежить знания, так как при своей врождённой и до кучи натренированной памяти мог не беспокоиться об итогах сессии. Стартует она уже скоро, 1 июня, а закончится 25 июня. Всего пять экзаменов, и если уж я той жизни их сдал, то в этой должен справиться и подавно. Недаром ведь всю свою биографию занимался радиоэлектроникой.
Мы с Полиной договаривались держать друг друга в курсе, если что-то случится. Я дал ей номер телефона приёмной декана и вахты в общежитии, а она мне номер телефона приёмной своего училища. Вечером, лёжа в нашей комнате на кровати с книгой в руках, думал о ней. Вроде бы только вчера виделись, а я уже успел соскучиться по её серо-голубым глазам, по её улыбке и ямочкам на щеках… Да и вообще я себя чувствовал с ней легко, словно мы были знакомы сто лет.
— Ты чего там вздыхаешь? — спросил Вадим, гоняющий за столом чаи с баранками. — Не боись, прорвёмся. Я ж говорю, если что — я свидетель, как этот козёл бил девушку.
Друг и сосед в одном лице воспринял
В пятницу вечером Полина позвонила. Позвонила на вахту, куда меня пригласил посланный с поручением от вахтёрши Марии Петровны второкурсник.
— Женя, — после дежурного обмена приветствиями начала взволнованным голосом Полина, — мне только что предлагали деньги!
— Кто? Какие деньги? — не понял я в первый момент.
— Алексей предлагал. Подловил нас с Настей на выходе из училища, попросил меня сесть в его машину, заверив, что и пальцем меня не тронет. Ну я села… А он спросил, правда ли я подала заявление, а когда я подтвердила, стал мне предлагать деньги. Сто рублей двадцатипятирублёвками. И говорит, вот, возьми, а за это забери своё заявление из милиции, после этого получу ещё столько же. Добавил, что этих денег мне хватит на кучу платьев и нормальной обуви, а то мне и одеть-то нечего.
— А ты что? — выдавил я из себя каким-то глухим, чужим голосом.
— А я сказала, чтобы он катился колбаской по Малой Спасской. И хотела выйти из машины.
— А он?
— А он схватил меня за руку, крепко так, на коже даже следы от пальцев остались, и шипит: «Бери деньги, дура, тебе никто столько в жизни не предложит. Соглашайся, иначе пеняй на себя». Я сказала, чтобы он отпустил меня, или я закричу, и что свои деньги пусть себе в одно место засунет. Ну он и отпустил.
Ну хоть не ударил, а то я уж по ходу рассказа начал переживать. Гляди ты, в целых двести рублей Полину оценил. Богатенький Буратино. Интересно, сам догадался или папаша надоумил?
— Молодец, — похвалил я девушку, — не поддалась на уговоры этой скотины. А платьев у тебя будет столько, что каждый день будешь новое одевать.
Или надевать? Наверное, всё-таки одевать. И вообще, не поторопился ли я с обещаниями? Могло послышаться так, словно это я собираюсь Полине покупать платья. Как будто мы с ней муж и жена или как минимум любовники в серьёзных отношениях. Надеюсь, Полина не поняла меня превратно. Чтобы побыстрее уйти от этой скользкой темы, я тут же спросил:
— А ты в воскресенье что делаешь?
Боялся услышать, что поедет домой, навестить родных, но Полина сказала, что почти весь день она свободна, а в семь вечера у их курса отчётный концерт в ДК завода «Уралэлектротяжмаш». Вход бесплатный, так что я тоже могу прийти и посмотреть на их выступление.
— А что, и приду? А до этого предлагаю куда-нибудь прогуляться.
— Ой, здорово! Конечно, согласна!.. Слушай, Жень, а Настю возьмём? А то ведь она расстроится.
— Настю?
Вот ведь, блин, засада. Как в том фильме: «А зачем нам кузнец?» Но, видно, без «кузнеца» в этот раз не обойтись.