Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия
Шрифт:
После взаимного расшаркивания настало время переходить к деловой части встречи. Здесь меня и нашего юриста всё устраивало, равно как и Тихановского с Козловым, и вскоре моя подпись и подпись мистера Векслера красовались под контрактом, который отправился в папку нотариуса, и копией, полученной мною на руки. Правда, Козлов позже не преминул у меня её забрать, мол, целее будет, да и сдать придётся по возвращении куда следует. Нечего советскому гражданину такие вещи у себя держать. Я не стал ему говорить, что у меня дома имеется несгораемый сейф.
Мистер Векслер знал цену времени, поэтому, как только контракт был
– Вы уже над ним работаете?
– Э-м-м, в общем-то да, – соврал я.
– Прекрасно! Хотя удержать так высоко поднятую планку будет нелегко. Уж поверьте мне, человеку, съевшему на этом деле не одну собаку. А что насчёт концертов? Не желаете организовать тур в поддержку вашего альбома?
– Хм, ну, это ведь сколько времени займёт… У меня ещё бокс, да и не только от меня это зависит, если вы понимаете, о чём я.
Тихановский многозначительно кашлянул, а Векслер расплылся в ухмылке:
– О да, конечно, я понимаю. Но если всё же надумаете отправиться в тур, то я готов помочь с его организацией.
Засим мы и распрощались. А около 6 вечера ко мне в номер поднялся Браун-младший, прихвативший обещанную спортивную сумку с надписью «CBS» – презент от спортивной редакции телеканала.
– Сумка непростая, мистер Покроффски, с секретом, – подмигнул мне Сэм. – Буду ждать вас внизу.
Хм, в чём подвох? Это я понял, когда открыл сумку и во внутреннем боковом кармане обнаружил перетянутую резинкой пачку долларов и записку на русском: «На карманные расходы. Э. Л.». Я в этот момент находился в своей комнате и сразу же закрыл дверь на защёлку. После чего быстро пересчитал деньги. Ого, пять тысяч! Охренеть! Ну спасибо тебе, Эндрю Левински, за такой подарочек!
И тут же в голове мелькнула мысль, а вдруг это провокация? Вдруг тут повсюду камеры и «жучки»? Тогда я с деньгами в руках уже спалился. А может здесь их и нет, а только в зале? Блин, просто какая-то мания преследования… Но мне почему-то кажется, что это действительно своего рода жест доброй воли. Или от самого Левински, или от его руководства, которое понимает, что большая часть гонорара достанется не мне, и таким образом решил немного компенсировать этот момент.
А потом я подумал, что, по-хорошему, надо бы поделиться с Козловым, пусть тоже что-нибудь на память из Штатов привезёт, не только дешёвые сувениры. Боссов своих подмажет, например, хорошим бухлом, а оно стоит не пару баксов. Но делать это нужно всё равно в каком-нибудь укромном месте.
Сунув деньги и записку в карман тренировочного костюма, я вышел из комнаты. Борис Яковлевич курил перед телевизором «Новость», не иначе по примеру Брежнева, который тоже любил это сорт сигарет.
– Собрались, товарищ Покровский? – повернулся он ко мне.
– Собрался. Только у меня к вам дело будет.
– Что за дело? Выкладывайте.
Я движением головы показал, чтобы он следовал за мной и двинулся в сторону туалета. Здесь сразу включил воду из крана и, когда удивлённый Козлов вошёл следом, показал ему деньги. У того сразу округлились глаза.
– Эт-то что такое?
– Пять тысяч долларов. Подарок от спонсоров.
И я протянул ему записку.
– Ничего себе подарочек… Понятно, почему вы меня в туалет позвали. Боитесь, что тут могут быть камеры и подслушивающие устройства?
– Типа того, – поморщился я. – Но больше склоняюсь к смысли, что это и в самом деле подарок.
– Вы думаете? М-да… По идее надо бы сдать эти деньги куда следует.
– Не надо, – сказал я. – Это нам на сувениры, на подарки родным и начальству.
– Нам? – переспросил Козлов.
– Вы что же думали, Борис Яковлевич, я все эти деньги себе оставлю? Что с вами не поделюсь?
И я тут же отчитал две с половиной тысячи и протянул ему:
– Держите! От чистого сердца!
Козлов явно боролся сам с собой, но в итоге благоразумие взяло верх.
– Хорошо, если от чистого сердца… Только как мы потом объясним, на какие деньги накупили подарки?
– Скажем, что гуляли по магазинам вместе, меня везде узнавали и администрации торговых заведений было за счастье вручить нам что-то бесплатно.
– Ну, если только так…
– Только так и не иначе! Не потеряйте деньги. А мне действительно пора.
Я покидал в сумку преодолевшие вместе со мной перелёт через полмира тренировочные майка, трусы, боксёрки и шингарки. Обратно в боковой кармашек сунул свои две с половиной тысячи. Перчатки, в которых мне предстояло боксировать с Али, брать не стал, уж, думаю, в зале найдутся тренировочные. Ещё пять минут спустя я садился на переднее сиденье «Plymouth Valiant», который должен был доставить меня и сидевших сзади Радоняка с Бутовым в зал бокса на Черч-стрит.
Ехать оказалось недалеко, но долго. Пробки и в эти годы уже стали проблемой Нью-Йорка, особенно под Рождество, так что несколько кварталов до Нижнего Манхэттена мы ехали почти тридцать минут.
Зал на Черч-стрит изначально, судя по всему, представлял собой огромный ангар, на что указывали и металлические балки перекрытия вкупе с вертикальными стойками внутри помещения. Швеллеры, что ли, или как они там называются, эти железяки…
Сейчас тут располагались тренажёры, висели мешки, и стояли два ринга – один видавший виды, а второй, на возвышении, выглядел вполне достойно, хоть соревнования проводи. В данный момент он пустовал, а в старом ринге немолодой тренер держал «лапы», по которым отчаянно лупил долговязый, темнокожий парень. Помимо них в зале тренировались ещё с десяток парней, из них только двое белых, да и то один был смугловат, не иначе с примесью испанской крови.
– Парень, где нам найти мистера Спэрроу? – спросил Браун у одного из темнокожих боксёров.
– Идите в конец зала, войдёте вон в ту дверь. Там его кабинет.
Человек с птичьей фамилией [49] оказался администратором зала, который уже знал о нашем приезде. Сказал, что зал и тренировочный ринг к нашим услугам, после чего выдал мне ключик от раздевалки, где, как оказалось, шкафчики запирались на навесные замки. Меня мистер Спэрроу звал Юджин, так на английский манер звучало моё имя.
49
Sparrow с английского переводится как воробей.