Мой ангел-хранитель
Шрифт:
Какая-то жалкая секунда, которую никто не успел даже заметить и просчитать… Эта секунда, когда острый кинжал пронзил тело Фригги, входя в неё до самой рукояти по велению тяжелой руки Проклятого. Женщина зажмурила глаза, дернулась, а потом соскользнула на пол, не издав ни единого звука, стойко принимая свою погибель. Свет навсегда погас в её душе и закрывающихся прекрасных глазах.
– Фригга!
– имя царицы само не удержалось на губах Сигюн, и она бросилась в комнату. В этот момент она забыла, что такое ватные ноги, она забыла, что такое тяжелый меч. Она обо всем забыла, а внутри неё теперь зияла дыра. Ванка занесла меч и увидела, как опешил Малекит по началу, но все
– Моя царица!..
– простонала она.
– Только не вы, нет!
– Сигюн захлебывалась в собственных слезах и собственном бессилии. Она силилась пробудить Фриггу, гладила её слабые руки, целовала щеки, вытирала струйку крови, что сочилась из её губ.
– Очнитесь, я умоляю вас. Очнитесь!
– девушка рыдала над её телом, совершенно забыв о том, что за её спиной стоят её враги. Только тяжелые шаги смогли заставить её обернуться назад и столкнуться взглядом с презренным Малекитом.
– Я убью тебя! Я убью тебя!
– восклицала Сигюн, подбирая свой меч. Девушка резко встала на ноги, но приблизиться к темному эльфу не позволил Проклятый, что больно схватил её тело, удержал на месте.
– Не тебе угрожать мне, асинья. Я пришел сюда за своим, и царица поплатилась за свой обман, - отвечал Малекит, взирая на Сигюн страшными, необычными глазами, где полыхал холодный огонь.
Грудь сдавило рыданиями, выговорить хоть одно слово у девушки не получалось. Она с трудом могла поверить, что рядом лежит тело той, кого она считала своей второй матерью, кого она безмерно любила, с кого брала порой пример, кого благодарила каждый день за то, что она не позволяет ей быть одной. Среди всей тьмы, что обрушилась на Сигюн за это время, лишь Фригга направляла её к свету, выводила к солнцу за руку, заставляя покинуть пылающую, беспросветную ночь.
– Ты принцесса Асгарда? Жена сына Одина? Только его жена может быть такой храброй, - голос эльфа вернул её к реальности, и Сигюн снова задрожала от дикой и холодной хватки на своем теле.
– Отвечай мне!
– Убирайся к Хель!
– выплюнула Сигюн, и теперь не слезы отчаяния украшали её милое личико, а слезы злости. Только сил на то, чтобы высвободиться из плена рук Проклятого не давала даже чрезмерная ярость.
– Ты мне нравишься, смелая асинья. Из всей ненавистной расы асгардцев ты единственная, кто заслуживает жить, и будет очень жаль, если ты умрешь, - Малекит приблизился к девушке, что взирала на него с застывшим ужасом в глазах. От взгляда эльфа она вдруг вся похолодела, но оторваться от созерцания его пугающего лица не смела, вызывающе глядела на него, пропуская то, что на щеки её непрестанно капают слезы.
– Я знаю, что Эфир где-то здесь, и если принцу дорога твоя жизнь, он вернет его мне, - Малекит еле заметно кивнул своему напарнику, и девушка не успела даже вникнуть в слова врага, как Проклятый обхватил Сигюн за талию и закинул к себе на плечо. Девушка начала брыкаться, пинать и бить монстра руками и ногами, удары которых совсем не причиняли боли этому существу.
– Нет! Отпусти меня!
– её звонкий крик раздается на всю комнату, уносится сквозь распахнутые окна на улицу, но никого не призывает. Совсем неожиданно в покои матери врывается Тор и молнией прожигает застывшему от неожиданности Малекиту половину лица. Вот оно - спасение.
– Тор!
– кричит девушка, обращая внимание громовержца.
– Сигюн, - Бог грома бросается, чтобы спасти её, но эльфы успевают
Ночь распустила свои черные крылья, взмахнула ими - и в Асгарде наступила тьма. Только на небе сияли мерцающие звезды, напоминающие драгоценные камни, и во главе этого войска звезд стояла луна, как самый храбрый воин, бесстрашный защитник.
Тихая ночь, где не слышен смех, не слышна радость. Тихая ночь Асгарда. Такие ночи бывали и ранее, и люди больше всего боялись таких ночей. Именно в эти ночи асы провожают в последний путь свой народ, павших от рук врага, павших на жестокой войне солдат. Их были сотни, тысячи. Огромные драккары были выстроены для каждого погибшего, их пускали по спокойному морю, по его гладкой воде, которая не посмеет потревожить погибших волнами, не посмеет качнуть корабли, она просто тихо унесет их к большому водопаду, а там, за чертой, души умерших блестящей пыльцой поднимутся в небеса, укроются в Валгалле, уйдут туда, чтобы там познать настоящую вечную жизнь, познать вечный мир.
Сегодня среди убитых была великая провидица, которую люди прозвали Луной, потому что она была так же прекрасна, так же чиста, бела, как сама ночная гостья, каждый раз восходящая на небеса, освещавшая в темноте ночи светлую дорожку, помогающая идти вперед. И для Асгарда смерть Богини Фригги являлось самой настоящей утратой. Все жители сегодня выстроились на берегу, все покинули свои дома, все покинули столицу, чтобы попрощаться с воинами, с царицей, с теми, кого небо уже не вернет назад.
Среди убитых была ванская княжна и правительница, которая защищала Асгард и билась наравне с его отважными воинами. Её поместили в такой же драккар, украшенный цветами. Корабли, где лежали обе правительницы двух миров, выделялись из всех остальных и были ведущими.
Могучее море, которое сейчас больше напоминало мельничный пруд, уносило тела павших воинов, лучники по традициям пустили огненные стрелы в каждый драккар, и тела умерших моментально вспыхнули, охваченные ярким пламенем. В небо люди подняли мерцающие шары, а певчие возносили своими голосами грустную песнь прощания.
Душа Фригги взлетела в облака, и каждый, от мала до велика, проследил её последний путь. Черные ночные небеса скрыли её душу в своих объятиях, как позже и души остальных.
Всего несколько слов, которые произнес вошедший охранник, повергли во внутренний ураган. Он думал, что познал горе, страдания, боль уже очень давно, задолго до своего заточения, но теперь понимает, как ошибался. Ему начинает казаться, что сердце вначале попросту остановилось, закончило свое жалкое существование, а потом с тяжким сожалением он понял, что оно все ещё бьется, и бьется так невыносимо быстро, словно это не орган, а заводной мотор, который невозможно остановить.
Все поплыло перед глазами, и Локи закрыл их в надежде, что видения, которых он не увидел, отступят, перестанут являть ему обрывки моментов, где томится его бедная Сигюн, где умирает его добродушная мать. Внутри уже нет ничего, там только потоки крови, которые гоняются по венам, которые приливают к голове, а потом снова спускаются к ногам, оставляя лицо в прежней бледности. Ниточка, которая и так уже висела из последних сил, наконец оборвалась, и теперь контроль эмоций и грань уже перестали существовать для него.