Мой ангел-хранитель
Шрифт:
– Ты говорил с Тором о той землянке, что приглянулась его сердцу?
– Фригга прошла к окну, поглядывая на супруга украдкой, видя, как меняется он в лице, как морщин становится больше. Он угрюмо взирает на жену.
– Он и так знает, что я ему скажу. Однако, ему решать, с кем делить свою судьбу, я лишь могу дать совет. Во всяком случае, сейчас ему не до неё, сейчас не до любовных утех. Пока идет война, сердце нужно запирать на замок.
Царица согласно кивнула, но все же душа её болела за Тора. Она прекрасно знает, как старший принц страдает по смертной девушке Джейн, она видит в его глазах глубокую печаль, а улыбка его исходит словно через силу.
– Как там Сигюн?
– вопрос Одина прозвучал неожиданно для царицы. Никогда прежде он не интересовался состоянием бывшей принцессы, жены того, о ком он не хочет даже слышать.
Фригга мягко улыбается.
– Она в порядке. Беременность протекает нормально, мои лекари следят за ней ежедневно. Судя по её аккуратному животику, я думаю, что у неё будет мальчик, здоровый и крепенький, - царица говорила о своем долгожданном внуке с неподдельной радостью и даже с некоей гордостью. Один лишь отмалчивался в ответ. Его не сильно радовало появление на свет потомка Локи. Вспоминать о приемном сыне, которого назвать сыном больше не поворачивался язык, не хотелось больше никогда. Он слишком много страданий принес своей семье, которая воспитала его, приняла его, и подобным он сумел отплатить им за свое спасение из холодного мира, за свое воспитание, за все то тепло, что он обрел здесь и которого бы никогда не узнал в Ётунхейме, если бы вообще остался жив.
– Я рад, что все хорошо, - кратко ответил царь спустя минуту, и Фригга знала, что его слова не соответствуют его мыслям. Один, как и Локи, не находит в себе сил для прощения. Только одного царица не может понять: от чего же Сигюн заработала такую неприязнь от Всеотца? И к чему он спрашивает о её здоровье, когда на самом деле его оно не так уж сильно и волнует? Неужели где-то очень глубоко, в самых недрах его души, куда никто, даже великая колдунья, не может забраться, теплится маленькое переживание за приемного сына, за его семью? Но это чувство настолько мало, что его не видно за щитами безжалостности, правильности, строгости и справедливости.
Сигюн гуляет по пляжу, новый день выдался жарким и солнечным, птицы щебечут где-то в прибрежных кустарниках, прячутся на скалах и утесах в своих норках, как бы исподтишка чирикая свои заливистые песни. Море шумно беснуется, поднимая волны белыми гребешками, уводя их к берегу. Под ногами хрустит теплый песок, и босым ступням так приятно ощущать его, так приятно утопать и зарываться в него. На небе нет ни одного облачка - их разогнал ночной ветер, освобождая голубые небеса от серой угнетенности и пасмурности. Солнце было раскаленным, тело казалось тяжелым под гнетом его лучей и липкой одежды, и так хотелось скинуть её с себя, окунуться в прохладную морскую пучину, погостить в объятиях просторного океана, почувствовать на своих губах его соленый поцелуй, погрузиться с головой под воду и плавать, плавать в синеве, пока не начнешь задыхаться, а потом резко вынырнуть навстречу легкому ветерку, очередной волне, и вздохнуть полной грудью, будто начать новую жизнь. И все печали разом сметутся, покинут ноющую душу, освободят её, отдадут во власть иной жизни, где правит только счастье.
Девушка идет легкой походкой, придерживая правой рукой выпуклый живот, поглаживает его нежно и бережно. Её слух наконец ласкают шумные волны, она вновь слышит их красивые песни, дышит чистым морским воздухом, и вся эта прелесть достается и её малышу внутри.
Как же давно она не ощущала этого, как же давно не спускалась на берег океана, как же давно не смотрела на полосу горизонта. Мысли её снова тускнеют, хорошее рассеивается, и она вспоминает о Локи, который мается в заключении, который не видит и не слышит моря, не видит солнца, не чувствует ветра, что прошепчет его имя в кронах деревьев, но больше всего девушку угнетает то, что супруг не увидит рождения своего ребенка. Эта мысль заставляет её всплакнуть, она даже сама не замечает, как слезы сбегают на её щеки, лишь когда одна из них падает на её ладонь, Сигюн смахивает их рукавом платья с милого лица.
Ванская дочь возвращается под вечер во дворец, где снова её встречают прекрасные стены, налитые золотом, расписные двери, высокие колонны, придворные дамы и господа, смотрящие на неё с наигранным приветствием или с нескрываемой неприязнью, слуги, вьющиеся вокруг, словно мошкара в воздухе. Из обеденной залы исходит запах приготовленного ужина, и Сигюн просит одну из служанок принести еду в покои, та коротко и боязливо кивает и бежит исполнять приказ.
Сигюн приходит в покои, плотно закрывает за собой дверь, садится в любимое кресло и начинает разводить огонь в камине, подкидывая туда гладких, сухих поленьев. Пламя начинает потрескивать, расходится, плясать, откидывая на каменные стены замысловатые тени. Девушку завораживает этот огненный танец, и она не сразу различает тихий стук в дверь. Потом, словно очнувшись от грез, она разрешает гостю войти.
В покои заглядывает та самая служанка, которую Сигюн встретила возле покоев Фригги. Девчушка робко вошла, удерживая в руках огромный поднос с ужином.
– Добрый вечер, Леди Сигюн, - она вежливо поклонилась, застыла у порога, и ванка кивнула ей, давая разрешение располагаться.
– Ваш ужин, Леди, - сказала прислужница, ставя поднос с едой на столик, раскладывая столовые приборы, разливая в чашку мятного чая.
– Я могу помочь вам чем-то ещё?
Сигюн поднимается с кресла, наблюдает за хлопотами девушки.
– Нет, благодарю, - отвечает она, немного смущаясь от подобного ухода.
– Вы позволите мне идти?
– служанка застенчиво перебирается с ноги на ногу.
– Как тебя зовут?
– ласково спрашивает ванская дочь, с каким-то удивлением вглядываясь в её милое личико.
– Бирта, - произносит девчушка очень тихо.
– Бирта, почему именно ты принесла мне ужин? Ведь ты относишься к личной прислуге Её Величества.
– Другие боятся приходить сюда, - честно говорит прислужница.
– Меня раздражает их глупый страх.
– А ты не боишься?
– с любопытством спросила Сигюн.
– Не боюсь.
– Ты относишься ко мне не как все, я это вижу. Почему? Разве тебе совсем не страшно говорить с женой темного мага? Не страшно заходить в его комнаты?
– Нет, Леди. Я не отношусь к вам плохо потому, что понимаю вас и ваши чувства. Однажды и я была на вашем месте и поэтому не могу осуждать ни вас, ни вашего мужа, ни, тем более, вашего ещё не рожденного младенца, - Бирта с сожалением смотрела на ванскую принцессу. В её серых глазах не было ни страха, ни глумливой насмешки, ни лжи, которые обычно Сигюн видит у других.