Мой бог – бесконечность

Щедровицкий Дмитрий Владимирович

Я по любви тоскую в веке темном,
А Ты на смерть сошел с крутых высот.
Услышь того, кто в городе бездомном,
Тебя не зная, лишь Тобой живет!
В рогах драконьих, в камне гордых башен,
Ряды окон – лукавые уста…
Я не от мира: он мне чужд и страшен.
Я в детстве слышал о любви Христа…»
И вдруг, среди сверкания и жути,
Взбурлили воды в чаше восковой —
И он узрел пути и перепутья,
Увидел узел жизни вековой,
И, просиявши на заглохших

тропах,
Взыграла речь невиданных зарниц:
Он слушал Свет – и тайны смертных сроков
Читал в раскрытых книгах встречных лиц.
В леса скорбей, в кустарник сердца дикий
Вошла любовь – и дымом вышел страх:
Он слушал Свет – и пел хвалу
Владыке На незнакомых миру языках.

1975

* * *

Все, что я вижу, есть Ты.
Но когда устает мое зренье
Ткать – из ночей лучевых —
Жизни бескрайней лицо, —
Пестро в зрачках, и сады
Вижу. На них Ты распался,
Чтобы тем ближе сиял
Образ Твой прежний во мне.
Вновь собираю – и вот
Лик в забытьи созерцаю…

Сгущенье

Даже сны без видений – гуще,
Чем октябрьский воздух гор,
Возвещающий и дающий
Мудрость – ветру, уму – простор.
Но его соберут морозы,
Как букет предрассветных астр,
И сгустятся в душе вопросы,
Превратив ее в алебастр.
И – хрустальной свободы линза —
Этот воздух, зимой дарим,
Будет пристальным зреньем признан,
Созерцаем, как царь долин.
И покроет любые сани,
И заслонит любую щель. —
Овевавший лицо, он встанет
Цитаделью вокруг вещей.

1975

 

Поэты

Я увидел – в разных странах
На бинтах бумаги – перья,
Как пинцеты в чистых ранах,
А слова, являясь, пели —
Альт, и тенор, и сопрано —
В кабинете, в зале, в келье.
Я увидел, как, раскинув
Сотни пальцев музыкальных
По больной клавиатуре,
Свет лечил друзей опальных —
И, сойдя, лежал на спинах,
На ковре, соломе, стуле…

1975

Варшавский цадик

На самой дальней из окраин,
Где год великим шел постом
И мор садился, как хозяин,
При редкой трапезе за стол, —
Служил у мельника Иосиф.
Порой, мешок с мукою сбросив
Средь поля с неокрепших плеч,
В страданьях слуха не утратив,
Он видел Ангелов-собратьев
И слышал сбивчивую речь:
«Поют, скрипя, дверные петли,
Светильник полдня не погас.
Ступай за нами – и не медли
От смерти спрятаться средь нас!
Пока, голодный, по морозцу
Бежишь – и близится метель,
Твой Сад Заброшенный разросся,
С тобой свиданья захотел…»
Он

отвечал: «Я грохот слышу
Солдат-губителей. Все ближе
И неизбежней с каждым днем
Сестер и братьев избиенье.
Народ! – скажу я. – Внемли пенью
И засели нездешний дом!..
Я приурочен к злому часу,
И если в страхе отступлю, —
Какие волны хлынут сразу?
Кого из вас я утоплю?
Творенье длится. Если сброшу
Мешок судьбы средь бела дня, —
Один из вас поднимет ношу,
Его пошлют сменить меня!»
…И светлый сонм, охвачен дрожью,
Бежал, как искры от огня…

1975

Чтенье книг

О, чтенье книг – немое построенье

Заиндевевших замков изо льда…

И неприметно улицы старенье,

И то, что шаг затверженный солдат

Стал неуверенней, и то, что вовсе

Исчез сосед, как слово из стиха,

А годы разбредаются, как овцы,

В твоем лице утратив пастуха,-

Ты не заметишь, строя лучевые

Кварталы зданий, гаснущих тотчас.

Но выйдешь вдруг на улицы живые —

Занять у них дыханья, истощась,-

И встанет ель в дверях, как хмурый леший,

И, распахнув бесшумную метель,

Войдешь в кирпичный город, побелевший

От снегопада множества смертей.

1975

Поэты

<Из цикла>

<1> Кольридж

Внезапно расцветает море,
Обвито зарослями рук,
Вздымаясь в бунте и крамоле,
И над водою дышит Дух.
И в отрешенном ранге флотском
Пред Небом шкипер предстоит,
И завещанье пишет лоцман
Для развлеченья Нереид.
И слышен шторма взмах последний:
Над вознесенною волной,
Над шлемом бурь, на самом гребне
Сразился Ангел с сатаной!

1976

<2> Гете

Быть в сумраке – светом
И тьмой – поутру,
В метели – раздетым,
Одетым – в жару,
На Западе – шахом,
А в бездне – летать
И каверзным взмахом
Пространства взметать…
Творить – и лениться.
Мелькнет эполет —
Учтиво склониться,
И плюнуть вослед!

1976

<3> Низами

В светлейших долинах лежал твой удел,
Но сам ты в один из семи
Тех дней невечерних слететь захотел,
Как лист, и ослепнуть с людьми.
Ты вышел, покинув бессмертный простор,
Гремя золотыми дверьми,
Вослед не послышался окрик: «Постой!» —
С небес безразличных семи.
Но, если стыдишься стать братом вещам,
Мое увещанье прими:
Я Родину Душ по ночам посещал, —