Мой чужой папа
Шрифт:
Зинаида приготовила королевский ужин.
— Курица с картофелем будет готова через час. Мы ее доставать не станем из духовки, чтобы горяченькой осталась до прихода Леонида Григорьевича, — с улыбкой и радостным настроением отозвалась женщина, продолжая нарезать греческий салат.
На столе уже стояли две тарелки закусок: тарталетки с воздушным муссом-паштетом и сырно-мясная нарезка. Рядом я увидела заготовленные для сервировки предметы.
— Зинаида, для чего вы свечи и вазу с цветами принесли?
Усталость как рукой сняло.
— Знаете, в спокойной обстановке вам удастся пообщаться продуктивнее. К тому же ученые доказали, что, когда человек смотрит на пламя, он расслабляется. А цветы… Это ведь красиво, правда?
— Уберите это, пожалуйста.
Позабыв о чае, я убежала к себе в комнату. Николаша мирно сопел в кроватке. Порой мне казалось, что он только и делает, что спит. Даже испугалась. Но навестивший нас Дмитрий Деомарович успокоил, рассказав, что все груднички первые недели жизни больше спят, чем бодрствуют. Любоваться сынишкой я могла бесконечно долго, но вспомнила, что так и не приняла душ.
Поцеловав сынулю в щечку, я пошла в ванную, позабыв халат в шкафу. Ну и черт с ним!
Глава 21
Лео
Звонок Аси застал меня на совещании. Я поднял трубку, и в установившейся тишине раздавшийся из трубки голос переводчицы не услышал разве что совсем глухой. Блять! Надо было проигнорировать. Отложив телефон, я поднял глаза и медленно осмотрел сидящих за столом.
М-да, судя по загоревшимся взглядам, через несколько минут после окончания совещания офис будет напоминать растревоженный улей, и мне даже трудно представить, что нафантазируют подчиненные. Впрочем, мне нет дела до сплетен. Уже зашуршали первые шепотки.
— Если бы я видел подобное рвение к работе, — мой ледяной голос прокатился по кабинету, — то японцы сами бегали бы за нами с предложением о сотрудничестве! Кто хочет обсудить мою личную жизнь — прошу выйти. — Казалось, все затаили дыхание, и я опустил взгляд на распечатанный секретарем лист. Проверил список. — Следующий выступает…
— Леонид Горыныч! — влетела в кабинет красная как помидор Дина. Осеклась и, зардевшись еще сильнее, теперь напоминая пожарный гидрант, пролепетала: — Григорь-ик-евич… Там, это…
— А мне по херу, что у него совещание! — услышал я разъяренный голос жены и, сжав челюсти до скрипа зубов, прикрыл веки. Все же скандала не избежать. Как и сплетен. — Немедленно пропустите меня!
В следующее мгновение в кабинет ворвалась она сама, и даже двое охранников не удержали хрупкую фурию.
— Лео, кто эта шалава? — не обращая внимания на заинтересовавшихся происходящим зрителей, кричала Валя. — Как ты посмел дать ей ребенка?! Трахнул бы разок… — Она застыла на месте, будто только что осознав, где и что говорит, и, всхлипнув, вдруг упала на колени. Прорыдала: — Но ребенок! Как ты мог?!
Я откинулся на спинку кресла и сурово посмотрел на подчиненных, которые, затаив дыхание, наблюдали за концертом.
— Совещание окончено. — Голос звенел металлом. — Прошу всех разойтись по рабочим местам.
Нехотя они поднимались с мест и, бросая жадные взгляды на меня и всхлипывающую Валю, неторопливо покидали кабинет, даже тогда заглядывая из коридора. Кажется, распределение премий все же следует пересмотреть.
Я кивнул охранникам, и парни мгновенно сообразили, что от них требуется. Один вытолкал заламывающую в отчаянии от своего прокола Дину, второй тщательно прикрыл дверь. Я перевел взгляд на Валю.
— Зрители ушли, концерт окончен. Поднимайся и сядь на стул.
Она оторвала ладони от лица и зло посмотрела на меня. Глаза Вали были сухими, но губы кривились от ярости.
— Ты тварь, Лео! Подлая гнида!
— Следи за словами, — устало попросил я. — Пожалеешь, когда успокоишься. Я не делал ничего предосудительного…
— Ты лишь завел любовницу! — взвизгнула она. — Притащил сучку в наш дом и дерешь ее, а не меня! Конечно, ничего плохого ты не делал, кобелина!
— Я не прикасался к этой женщине, — немного повысил я голос.
— А залетела она от духа святого?! — истерически расхохоталась Валя. Осеклась и прорычала: — Не делай из меня дуру, Лео! Я видела этого ребенка. Голубые глаза, светлые волосы, даже ебаная ямочка на подбородке… Ублюдок!
— Валя! — вскочил я так резко, что кресло отлетело к стене, раздался треск.
— Ага! — торжествующе встрепенулась Валя. — Задела, да? Твоего ребеночка обидела?
— Ты говоришь глупости, — направился я к ней.
Хотел объяснить, рассказать о контракте с японцами и о том, что доверять в переводе договора могу лишь Асе, как зазвонил телефон жены. Не ожидал, но она достала его из брендовой сумочки и, все так же стоя на коленях, манерно ответила:
— Да? — Послушала пару секунд, в течение которых я недоуменно рассматривал лицо жены, да рявкнула в трубку: — Да мне по хрену, что ты думаешь, я хочу именно муранское стекло. Нет, керамика не катит… Мне сейчас совершенно некогда спорить об этом, Боря!
Я ощутил, как в груди разгорается темное пламя, а пальцы сжимаются в кулаки. Валя в такой ситуации рассуждает о гребаном дизайне?! Я вырвал телефон из ее рук и рыкнул в трубку:
— Глянь на свои якобы брендовые «Ланги», мистер «голые лодыжки»! — Валя, побелев как мел, отшатнулась, и я продолжил: — Посмотрел? Перезвони через час!
Бросив сотовый в сумочку жены, схватил Валю за локоть и холодно процедил:
— Заявилась ко мне на работу, закатила скандал, дискредитировала меня перед подчиненными. Я не делаю из тебя дуру, ты сама прекрасно справляешься.
— Лео, — с трудом пролепетала она. Вот теперь на ресницах ее затрепетали настоящие слезы. — Ты… меня больше не любишь?
— Такую? — невольно отпустил я ее. — Нет.
Валя плакала очень редко — она тщательно следила за своей внешностью и не простила бы себе красный распухший от слез нос.