Мой Друг Казанова

Шувалова Юлия

Однажды вечером она задержалась на Воробьёвых дольше, чем обычно: закат был слишком хорош, чтобы думать о времени и погоде. Только дождь, который стал накрапывать, вынудил её засобираться домой. Машины и троллейбусы стояли в пробке и совсем не двигались, и Анне впервые в жизни пришлось идти пешком от проспекта Вернадского до Хамовнического Вала почти ночью, и, хотя она была настоящей москвичкой, идти в темноте среди машин ей совсем не доставляло удовольствия. Чтобы отвлечься, Анна размышляла о своем проекте. Она не слишком умела планировать,

предпочитая, чтобы волны творчества сами несли ее куда нужно. Но, видно, пробка случилась непроста, иначе когда бы Анна задумалась о том, как она живет? До окончания серии оставалось всего три акварели, конечно, как можно более хороших, на одной из них она хотела запечатлеть Воробьёвы Горы утром, но Анна страсть как любит поспать по утрам, потом она дает уроки либо сама на них присутствует, и до вечера на Воробьевы она не вернётся, к тому же, судя по погоде, дожди теперь будут идти долго, уже март, а там и апрель, однако своему обычаю зайти в «точку» и выпить бокал вина она ни в коем случае не изменит, если только здесь на неё никто не нападёт…

…и вот на этой последней мысли Анна с кем-то столкнулась. У неё была привычка идти, низко опустив зонт, а тот, с кем она столкнулась, очевидно, сам смотрел себе под ноги и ничего вокруг не замечал. Несколько мгновений они стояли друг против друга. Перед Анной был худощавый, но не щуплый, молодой человек, с трёхдневной щетиной на скулах, в очках, из-за которых он глядел на неё чуть прищуренными близорукими глазами.

Анна решилась первой нарушить молчание, сконфуженно произнеся:

– Извините, это я задумалась.

Молодой человек робко улыбнулся, но ответил:

– Нет, это я виноват, не смотрел…

Обычно после обоюдных извинений люди расходятся и идут по своим делам. Но через несколько шагов он нагнал Анну и пошел рядом с ней.

– Меня зовут Арсений, – как бы объяснил он.

– А…, – ответила девушка.

Они прошли еще немного.

– А вас?

– Ася.

– Это у вас такое имя?

Она замялась.

– Ну, на самом деле меня зовут Анна, но некоторые называют Ася.

– А это разве не Анастасия?

– Просто у меня родственники в Беларуси, они и звали меня так. С детства, сколько ни приезжала к ним в гости, меня называли Асей.

– А…, – ответил молодой человек.

Молча они вышли к Хамовническому валу. До «точки» было недалеко, и Анна уже смирилась с мыслью, что придётся идти туда вместе с этим юношей.

– Вы художница, да? – спросил он.

– Да, – ответила Анна. Она никогда в жизни не знакомилась на улице, но все-таки ей казалось, что уличные ухажеры должны быть настойчивее. Арсений пока не производил такого впечатления, и она не знала, нравится ей это или нет.

– А что вы рисуете?

– Воробьёвы Горы.

– Это ваш любимый район в Москве?

Она кивнула.

– А у меня тоже. Я закончил МГУ.

– Вот как? – удивлённо спросила она. – Обычно людям просто нравится Главное Здание, а на Воробьёвых они гуляют.

– А вы там просто так не гуляете?

– Нет, по утрам я люблю поспать, а потом даю уроки.

– И чему учите?

– Ну, рисованию, разумеется.

– А…, – молодой человек задумался, потом продолжил: – Я тоже давал уроки.

– И чему вы учили?

– Латыни.

– О, вы знаете латынь?

– Достаточно, чтобы учить других.

– Вы филолог?

– Историк.

– О, да мы почти коллеги! – воскликнула Анна, особенно выделив «коллеги» и мило улыбнувшись. У нее были хорошенькие ямочки на щеках.

– Да, кстати, – засмущался Арсений. Во второй раз в жизни он не испытывал неудобства от своего образования.

Тем временем они подошли к «точке», где Анна выпивала свой бокал вина, и она, спокойно и уверенно, жестом пригласила Арсения за собой:

– Я каждый раз захожу сюда, знаете. Если хотите, пойдёмте со мной.

И Арсений пошел.

– 8-

В баре, куда я зашел вслед за Асей, было много народа. Сигаретный дым клубился и был так густ, что на него было вешать всё что угодно, хоть стул. Стулья там были очень неудобные, очевидно, специально поставленные, чтобы напоминать посетителям, что это заведение, где пьют, а не мило проводят время. Столы, под стать стульям, были деревянные, в липких пятнах, свет едва сочился из жалких жестяных ламп, висящих под потолком, окон не было видно, потому как народ не только сидел, но и стоял, а музыка ревела самая что ни на есть отчаянная: какая-то жуткая смесь рокабилли, Дженис Джоплин и английского панка. Об этом я потом узнал от Аси, сам я никогда в жизни все это не слушал. Поскольку, несмотря на свой возраст, я был весьма тонким существом, такая атмосфера не то что шокировала меня, но немало изумила. Потому что сюда регулярно, если ей верить, заходила Ася, и не просто заходила, но и выпивала здесь бокал красного вина.

Я едва расслышал её вопрос: она спрашивала, что я буду пить. Я пожал плечами, продолжая озираться по сторонам. У окна, в углу, человек пять увлечённо обсуждали политику, к ним собирались присоединиться ещё несколько. Две накрашенных девицы, наверное, проститутки, ждали своих кавалеров, бармен, гладкощёкий, краснолицый паренек просто парил над стойкой, разбрасывая направо и налево бокалы и кружки с выпивкой. Многие пили пиво. Ася была едва ли не единственной, кто пил красное вино. Мне тоже подали стакан с коричневатой жидкостью. Ася чокнулась своим бокалом с моим и как можно громче, чтобы перекричать музыку, произнесла:

– За встречу!

Я согласно кивнул, широко улыбнулся и залпом выпил бокал. В следующий миг я ощутил, как смертоносное зелье ошпарило все внутренности, вызвав сильный приступ кашля. Чуть оправившись от него, я поднял слезящиеся глаза и увидел удивлённое лицо Ася, которая рассудительным тоном произнесла:

Конец ознакомительного фрагмента.