Мой галантный враг
Шрифт:
— Не стыдись, Лилли, — сказал он. — Ты не можешь больше уклоняться от выполнения своего супружеского долга.
— Я… я не стыжусь. И… — она залилась румянцем и опустила глаза. — И я не пытаюсь уклониться… ни от чего.
И тогда его лицо посветлело. Он притянул ее поближе к себе, так что она теперь стояла между его коленями, и положил ей на талию свои широкие ладони.
— Передо мной тебе незачем стыдиться, моя милая женушка. — Он улыбнулся и откинул вьющуюся прядь ей за плечо. — Но если ты предпочитаешь, чтобы я помог тебе раздеться, — пусть будет по-твоему.
Мучительное чувство унижения и радостное воодушевление,
Освещенный пламенем камина, Корбетт казался Лиллиане чем-то вроде темного, золотого миража — видения, вызванного к жизни ее собственными грешными мыслями. Сколько раз за время его отсутствия она закрывала глаза лишь затем, чтобы увидеть его в точности таким, как сейчас? Сколько молитв она вознесла в безумной надежде, что утихомирятся ужасные желания, одолевающие ее? В этой самой постели она проводила одинокие ночи, но в памяти он все время был с ней.
Но теперь это было не в воспоминаниях. Он был здесь, здесь были его плоть и кровь, кости и мускулы. Его кожа тоже была явью, горячая и чистая, помеченная шрамами, которые она уже могла себе представить с закрытыми глазами. И его губы — неотразимые, как раньше; губы, что умеют шептать нежные слова, и целовать ее…
Дыхание Лиллианы участилось и глаза расширились. Чувствуя, как нарастает в ней возбуждение, Корбетт притянул ее поближе.
— Теперь рубашку.
Он положил руку ей на колено и начал поднимать вверх мягкую ткань.
Когда он медленно обнажил ее ноги, сердце у нее гулко заколотилось в груди. Она качнулась к нему, ища защиты от подхватившего ее урагана чувств. Но вот его рука нашла нежную плоть ее бедра, и тогда она прильнула к нему, крепко обхватив его широкие плечи.
Она беспомощно закрыла глаза, когда его рука скользнула по бедру еще выше. Ей больше не вынести этого, думала она, чуть дыша. Ни за что не вынести.
Потом его другая горячая рука легла ей на затылок и мягким нажимом заставила Лиллиану наклонить голову. Их губы встретились, она задохнулась от безграничного наслаждения, и потребовалось совсем немного, чтобы заставить ее открыться настойчивому поцелую Корбетта. Она тонула в чистейшем восторге, погружаясь в магическую бездну, где существовали лишь двое — Корбетт и она сама. Ее тонкое одеяние исчезло. Тогда он притянул ее к себе, крепко прижал и одним неостановимым движением увлек за собой в постель.
Потом он, не размыкая объятий, перевернулся вместе с ней, так что она оказалась внизу, лишенная даже возможности пошевелиться.
— Наконец-то ты попалась, моя дикарка. Ты хорошо изображаешь Ледяную Деву, но я растоплю зимний холод твоего сердца.
Кем-кем, а уж Ледяной Девой она себя не чувствовала. Твердое тело Корбетта, всей тяжестью прижимающее ее к постели, зажигало в ее крови самый неукротимый огонь. И все-таки при его последних словах глаза Лиллианы широко открылись.
— Ты искал путь к чему угодно, но только не к моему сердцу, — прошептала она и, прежде чем он успел ответить, притянула к себе его
Ее порыв воспламенил Корбетта еще сильнее. От губ — вниз, к шее и затылку прокладывал он дорожку горячих поцелуев, словно метил ее клеймом как свою и только свою собственность.
Лиллиана чувствовала, что без остатка растворяется в нем. Она откинула назад голову и закрыла глаза — жертва, добровольно отдающая себя во власть этой дивной муки. В безоглядном порыве она откликалась на любое прикосновение его искусных пальцев и опытных губ.
Он медленно начал скользить по ее телу вниз, от головы к ногам: теперь его целью были ее груди с сосками, затвердевшими от муки ожидания. Он зажал губами один из них… потом второй. Он уделял внимание то одному, то другому, дразня их губами, зубами и языком, пока не довел Лиллиану до головокружения и беспамятства. Она прижалась к нему животом в беззвучной мольбе, в стремлении хоть как-нибудь облегчить бремя этого нарастающего наслаждения в самой глубине ее естества. Но Корбетт не был еще согласен пойти ей навстречу. Его глаза тоже были затуманены желанием, и веки отяжелели, когда он взглянул ей в лицо.
— Скажи мне, чего ты хочешь, Лилли. — Он мучил ее легкими блуждающими поцелуями в плечо и в ямку под подбородком. — Скажи мне, — выдохнул он ей в ухо.
Лиллиана застонала от беспредельного блаженства:
— Я хочу тебя. — Она задохнулась. — О, приди же ко мне, приди…
И, тоже застонав, Корбетт наконец сдался. Они оба были в поту, когда он поднялся над ней. Тяжелый клад его мужской силы огнем прожигал ее живот, и она заметалась в упоительном предвкушении.
— Ах, моя пылкая девочка. Теперь ты поторапливаешь меня. Но нам незачем так спешить.
Он помолчал, отыскивая нежный вход в ее женские глубины. Лиллиана изогнулась дугой ему навстречу, готовясь принять исцеляющую полноту его присутствия. Но он не позволил себе ринуться в стремительный натиск.
— Сегодня я хочу взять от тебя все, Лилли. Все. — И тогда с уверенностью, от которой у нее перехватило дыхание, он погрузил в нее скипетр своей мужской власти целиком. Лиллиана не могла вздохнуть от наслаждения; сейчас она была готова отдать ему все, чего он хотел от нее. Все это, и еще больше. Он начал медленно двигаться над ней, наращивая изощренно-мучительный ритм, который возносил Лиллиану на невообразимые высоты. Она вцепилась в его плечи, влажные от пота, а он тем временем увлекал ее все выше и выше.
Экстаз сотрясал ее, наполняя дивным и ужасным предчувствием. В момент какого-то внезапного страха она открыла глаза; лицо Корбетта было совсем близко.
— Не сдерживайся, моя нежная Лилли.
Он глубоко проник в нее, затем со смертоносной медлительностью начал отстраняться. Потом снова и снова. И все это время он наблюдал за каждым мимолетным изменением ее лица.
Она не могла укрыться от его взгляда. У нее не было сил сопротивляться могучим ощущениям, что нарастали внутри. А потом это началось, и она закричала в безумном блаженстве. Это накатывало на нее, как волна прилива. Ее затягивало в головокружительный, непостижимый вихрь — и вдруг из тьмы этого смерча она оказалась выброшенной снова в пространство света.