Мой мир
Шрифт:
— Возможно, я шел слишком быстро.
Билл сказал, что решил научиться кататься на водных лыжах, что найдет инструктора в Пезаро, а потом мы попробуем с ним еще раз. Я спросил:
— А зачем тебе искать инструктора? Ведь я очень хороший инструктор.
Вечером того же дня к нам пришли трое молодых певцов, чтобы поработать со мной. Одна из них — итальянка с сильным, богатым голосом, очень хорошее сопрано, молодая, стройная и красивая. Другим был сын моего друга, мечтающий стать профессиональным певцом. Я послушал пару песен в его исполнении, и мне стало ясно, что поет он так себе. И действительно, пока он пел, я наблюдал, как мой свояк морщится, сидя на террасе.
Тем
Третьим был молодой тенор, которого направила ко мне Джейн Немет, одна из организаторов филадельфийского конкурса. Его звали Майкл Белнап. Он из Индии, приехал в Пезаро с женой и остановился в одном из маленьких отелей в другом конце города. Каждый день, когда у меня появлялась возможность, я работал с Майклом. У него хороший мощный голос. Но было одно но — Майкл такой же полный, как я. С этим ему надо что-то делать. Я ведь не был таким грузным, пока не занял определенного положения в оперном мире. Я бы и не пытался пробиться в этот мир, если бы в начале своего творческого пути был таким тучным, каким стал позже. Не думаю, что мне бы это удалось тогда.
Жена у Майкла тоже полная. Они оба должны были подниматься к нам на гору по ужасной жаре, причем мы с Майклом тут же приступали к занятиям. Может быть, думал я, мне удастся научить его пению и одновременно помочь сбросить вес? Однажды Майклу понравилась моя рубашка в гавайском стиле, яркой расцветки, свободная и очень удобная. Он спросил у меня, где такую можно купить. Я ответил, что для меня их шьет один мой знакомый, и теперь у меня их уже пятьдесят штук, и что я ношу их каждый день. Майклу было жарко, он вспотел, и я предложил ему взять одну из этих рубашек.
Когда Майкл предварительно писал мне и просил позаниматься с ним, я сообщил, что ему придется пробыть в Пезаро неделю. Но когда он приехал и мы начали занятия, то я увидел, что он делает большие успехи и, чтобы довести дело до конца, ему нужно прожить здесь три недели. Мне кажется, что я неплохой педагог, так как сразу же слышу, какие у певца нелады с голосом или что именно не в порядке. Доказательством этого является то, что, попросив певцов сделать то или иное, я обычно обнаруживаю именно те признаки, которые мешают им хорошо петь. Кроме того, я хорошо представляю, как должна звучать музыка: когда фраза должна быть выделена, когда спета мягко, когда громко. Чаще всего дело заключается в том, чтобы просто точно следовать партитуре. Даже проходя с сопрано их партии из опер, в которых сам не пел, я помню эту музыку, которую не раз слышал, и знаю, как нужно ее исполнять. Когда эти молодые певцы ошибаются, мне не нужно заглядывать в ноты, чтобы удостовериться, что они поют неточно.
В тот вечер мы с Биллом немного поработали, но к концу дня я слишком устал, чтобы вспоминать прошлое и рассказывать о себе. Конечно, Билла больше бы устраивало, если бы я был эгоманьяком и все время только и говорил о себе (как, по его словам, делают некоторые знаменитости). Поэтому я предложил Биллу на следующий день сделать перерыв и после обеда просто посмотреть телевизор. Телевизор стоит в гостиной, у него очень большой экран, есть спутниковая антенна. Телевизор на вилле «Джулия», думаю, может принимать любой канал мира непосредственно в этом маленьком городке на Адриатике. Но даже при всем этом я не очень часто смотрю телевизор, находясь дома. Чаще это бывает, когда я живу отелях.
По телевизору показывали фильм, который я сразу узнал и сказал: «Это „Амаркорд“
Потом пошла сцена, где женщина поливает теплой водой мужчину, сидящего в корыте. Это вызвало у меня детские воспоминания: я тоже мылся так каждый субботний вечер. Мама грела нам воду, и мы по очереди поливали друг друга. Я рассказал это Биллу и добавил: «Видишь, работа над нашей книгой все же продвигается». Он недовольно заметил, что такие воспоминания о моем детстве должны были бы быть в нашей первой книге.
Часто, отдыхая в Пезаро, я переключаюсь на другую работу. В один из дней мой старый друг Кристофер Рейбернс приехал ко мне из Лондона с сотрудниками компании «Декка Рекордз» (которую в Америке называют «Лондон Рекордз»). На этой фирме сделаны все мои записи, и Кристофер был продюсером большей их части. Даже выйдя на пенсию, он продолжает работать над моими записями, и мне это очень приятно. Кристофер, как никто другой, разбирается в пении, и я всегда прислушиваюсь к его мнению. Недавно он лишний раз продемонстрировал свою компетентность, когда во время очередного прослушивания заметил Чечилию Бартоли и доверил ей роль Розины в записи оперы «Севильский цирюльник». Она была тогда еще никому не известна.
Кристофер приехал в Пезаро, чтобы поработать со мной над записью оперы Верди «Трубадур», которую мы (стыдно признаться) делали четыре года назад. Фирма «Декка» предоставила мне право изменять кое-что в записи уже после ее завершения. Там было несколько мест, которые мне не нравились. В течение последних трех лет у нас не было возможности встретиться, чтобы еще раз все прослушать и исправить.
Как мы это делаем? Когда мы работаем с оркестром, то на репетиции каждая партия записывается, и к окончанию работы имеется несколько вариантов звучания — и все в исполнении одного и того же оркестра под управлением того же дирижера, тех же певцов. Если какой-то фрагмент в последнем варианте звучит не так, как нужно, то Кристофер со своими операторами может заменить его на один из предыдущих вариантов, который нам больше нравится.
Я не вижу в этом ничего плохого: ведь в каждом дубле все равно звучит тот же голос, просто мы предлагаем слушателям оперу в наилучшем исполнении. Конечно, это не «живой» спектакль, во время которого тебя оценивают за способность всё прекрасно исполнить за один раз. Смысл работы над записью — получить наилучший вариант исполнения того же «Трубадура». Поэтому мы всегда подправляем запись в нескольких местах.
Но есть одно обстоятельство, которое в данном случае работает против меня: когда я выступаю непосредственно перед публикой, мой голос должен звучать так же, как на моих записях. Но при записи все недостатки убираются, поэтому со сцены приходится все время стараться петь безупречно. В жизни такое невозможно.
В Пезаро для записи мы используем мою спальню, которая устроена в углублении скалы и поэтому замкнута с трех сторон. Там самая лучшая акустика в доме. Кристофер со своей группой не раз за эти годы приезжал ко мне в Пезаро, и каждый раз им приходилось привозить тяжелые звукозаписывающие установки. В конце концов они подарили мне все это оборудование. Теперь оно находится у меня в доме и ждет их приезда. Пока я отдыхаю после обеда, группа Кристофера монтирует его, подготавливая к работе. Наконец все готово, мы садимся за стол, расположенный напротив усилителей в другом конце комнаты. Кристофер отмечает в партитуре места, которые мне прежде не нравились, чтобы можно было быстро найти их в записи.