Мой муж Лев Толстой
Шрифт:
Всю ночь до четырех с половиной часов провела с Л.Н. Он совсем не спал, все ныло, все болело. Я терла ему ноги, успокаивала, бодрила его, но все напрасно. Утихнет на минуту, благодарит меня, потом опять мечется. К утру пульс стал плох, с перебоями, и ему впрыснули морфий, и теперь весь день он спит.
В пять часов утра я вошла в свою спальню, подняла штору, открыла форточку. Лунный белый свет так и разлился по всей природе, в липовых аллеях сада и проникал в мою комнату. На деревне стали петь петухи, такое странное впечатление! Сегодня ходила далеко гулять, лесом, на купальную дорогу и назад. Тишина, одиночество, природа – хорошо! – Вечером играл Гольденвейзер, хорошо.
Известие от Тани, она родила вчера двух мертвых мальчиков! Мы все поражены, но слава Богу, хоть роды прошли благополучно; что-то будет дальше.
Л.Н. спал хорошо, пульс хорош, но он очень сегодня слаб и вял. Пасмурно, 12 градусов мороза.
Вернулась сегодня из Москвы, где заказала еще в другой типографии работу. В продаже нет сейчас ни одного экземпляра «Полного собрания» и ни одного «Войны и мира».
В Москве слышала много музыки: Аренский играл свою сюиту с Зилоти, дирижировал свою музыкальную поэму на слова «Кубок», и все это было прелестно.
Вчера было потрясающее объяснение с С.И., после которого я поняла, за что я его так ценила и любила. Это удивительно добрый и благородный человек.
Гольденвейзер противен своим вторжением в нашу интимную жизнь. Л.Н. совсем лучше, слава Богу. Он занят подбором философских выражений для составления календаря; это началось в его болезнь, так как ничего серьезного он не мог писать.
Тепло, тихо. 1 градус мороза. Хороша тишина и природа, и в ней Бог, и хочется скорее слиться с природой и уйти к Богу. Вместо того, чтоб читать корректуру, сижу и весь день плачу. Помоги, Господи!
На днях Сережа сын был груб со мной за то, что я заговорила с Сашей во время игры в винт и помешала им. Я заплакала, ушла в свою комнату и легла. Через несколько времени, когда я уже успокоилась тем, что легче быть обиженной, чем обижать других, – вошел Л.Н. с палочкой, еще слабый и худой, и ласково и сочувственно отнесся ко мне, сказав, что он сделал Сереже выговор.
Меня это так тронуло, такое я почувствовала к нему благоговение и нежность, что опять разрыдалась, целуя его руки, чувствуя и ту виноватость свою невольную перед ним, которая последнее время роковым путем ведет меня куда-то.
Л.Н. сегодня в первый раз выходил два раза на воздух и, разумеется, переутомился; пульс слабый и с перебоями. Дали вечером Strophant.
На точке замерзания, ветер, и, может быть, погода влияет на нервы, а нервы на сердце.
Л.Н. после прогулки совсем расхворался: температура поднялась до 38 и 2, боли в желудке, грипп небольшой.
Моя Дуняша говорит часто: «Господь милосерд, знает, что делает». И вот со мной он был милосерд. Душевный разлад мой дошел до последней степени мучения и совести и желанья опять увидеться и поговорить с любимым человеком. – И я заболела, со мной сделалось дурно, я упала и весь вечер не могла стать на ноги. Мне прикладывали к голове лед, и всю ночь я лежала со льдом на голове, и все стало напряженно, тяжело, и физически я совсем перестала жить. И вот сегодня (третий день) мне легче душевно, болезнь перебила тоску и душевный разлад. И опять прошу Бога, чтоб в тот момент, когда я ослабею, помочь мне или без греха и стыда взять меня в ту область, где «мертвые срама не имут».
Сегодня думала о пословице: «Без пятна платья и без стыда лица не износить». И вот когда для меня наступил «стыд» перед собой, перед Богом и совестью.
Только бы пережить всю бурю в душе и ничем, как до сих пор, не ослабеть в поступках…
Была опять в Москве. Был квартетный концерт, играли квартет Танеева, – его видела мельком; квинтет Моцарта с кларнетом, прелестно, наслаждение получила большое, и секстет Чайковского (воспоминание о Флоренции). Спокойно и счастливо я чувствовала себя после этого вечера. На другой день собрались у меня старушки, дядя Костя и С.И. Читали Льва Николаевича «Разрушение и восстановление ада» (о дьяволах), и опять и на меня, и на слушателей эта вещь произвела нехорошее впечатление. Задорно спорила с С.И. Ек. Ив. Баратынская, защищая статью против логически умных доводов С.И. Он был оживлен, и я радовалась на него. Была в концерте Гофмана, чудесный концерт с оркестром – Шопена. Очень много было дела с исканием корректора, с печатаньем, переплетом и прочим. Многое не кончила. Занялась и Сашиными денежными делами… Но какое душевное усилие и сколько траты! Напечатано в «Новом Времени» мое письмо против Андреева по поводу статьи Буренина: в № 7 февраля 1903 г.
У Льва Николаевича сидит старичок, николаевских времен солдат, сражавшийся на Кавказе, и рассказывает ему, что помнит. Л.Н. сегодня и вчера катался по лесу, а утром сидел на верхнем балконе. Он здоров и спокоен. – Занялась немного его корреспонденцией: все больше просительские письма и просящие автографа.
Что было за это время? 1) Родился у Андрюши сын Илья в ночь с 3 на 4 февраля. Ездила я на него взглянуть и поздравить Ольгу. 2) Уехали за границу Маша с Колей, и без них очень опустело, но мне стало легче. Это были почти единственные наши гости. Был на Масленице Н.В. Давыдов, прочел отрывок из своей повести. Были Буланже, Дунаев, и гостила Зося Стахович. Умная, живая девушка, но я испугалась как-то последние дни за мою откровенность с ней.
Саша была в Петербурге и огорчила меня известием о продолжающейся болезни Доры и о нервности Левы.
Теперь нас осталось, здесь мало: Саша, Юлия Ивановна, доктор Гедгоф и Наташа Оболенская.
Теплая, сырая зима; все 2 градуса тепла, вода в лощинах, солнце на небе, и снегу почти нигде нет. Сегодня посвежей, 2 градуса мороза и пасмурно.
Очень уж уединенно живем, и я рада опять съездить в Москву. – Неестественна наша жизнь помещичья – единицы среди сельского населения. У нас нет общения ни с народом, – оно было бы фальшиво, ни с равным себе образованным классом.
Получаю много писем по поводу моего письма. Многие обвиняют Льва Николаевича как начинателя грязной литературы в «Власти тьмы», в «Крейцеровой сонате» и «Воскресении».
Но это недомыслие, непонимание. Многие восхищаются и благодарят меня за письмо, особенно от лица матерей. Но есть и заступники Андреева. А на меня все это производит такое впечатление, что я посыпала персидским порошком на клопов, и они расползлись во все стороны. – Я написала письмо в газету – и поднялись письма, статьи, статейки, заметки, карикатуры и пр. Обрадовалась бездарная наша пресса скандалу и пошла чесать всякую чепуху.
Надоело, и тоска у меня эти дни…
Одно утешенье – музыка, и другое – исполнение долга ухода и облегчения жизни Льву Николаевичу.
У Миши родилась дочь Таня.
Была в Москве – тяжелая болезнь Андрюши, дела проверки продажи книг, пломбирование зубов, покупки, заказы; концерты: филармонический – кантата Танеева и пр., симфонический – Манфред, увертюра Фрейшюца и пр., квартеты Бетховена и Моцарта, пианист Буюкли Аsdur’ный полонез Шопена.