Мой муж - маньяк?
Шрифт:
— Ирина Ардашева была хорошей женщиной, верно?
— Странный вопрос. Наверное, была. Мне это неизвестно. В общении со мной она не зарекомендовала себя как плохая женщина… Во всяком случае, она была хорошим парикмахером.
— Хорошая женщина, хороший парикмахер… Из-за чего же вы тогда ссорились?
— Ссорились? — Игорь вдруг рассмеялся. — Да что вы?! Когда же это?! У меня не было причин ссориться с ней. Она никогда не испортила мне стрижку.
— И все же вы ссорились. Есть свидетели ваших ссор. Могу их вам предъявить.
— Хорошо бы! Иначе ваши обвинения будут голословными!
— Вас никто ни в чем не обвиняет. Просто есть люди,
— Они меня с кем-то путают.
— Вероятно, нет. Они вас опознали по этой фотографии. И вот по этой…
Игорь взглянул на другую фотографию, протянутую следователем, и отвернулся. Руки он сжал крепко-накрепко, и они не тряслись. Теперь говорил только следователь:
— Вы узнали себя, надеюсь? Не будете говорить, что это фальсификация? Прекрасно. Я вижу, что вы узнали. И себя, и балкон. Не буду спрашивать, почему вы оказались в ее квартире вечером одиннадцатого мая. У вас были на то причины. Можете сами рассказать мне — какие. Не хотите? Хорошо. Я сам расскажу вам. Причиной были те самые романтические фотографии в зоопарке. Мы нашли их при обыске квартиры Ардашевой. После ее смерти. Мне пришла в голову мысль оставить их у нее, на том же самом месте, где мы их нашли. Мне почему-то казалось, что их хозяин рано или поздно объявится. И вот пришли вы. Извлекли фотографии из тайника, уехали и сожгли их. Мне остается непонятным только одно — зачем вы позировали тогда на балконе и тем самым предоставили нам хорошую возможность снять вас.
— Просто так стоял, — вдруг откликнулся Игорь. — Вы, значит, следили за мной… Но я ее не убивал. Могу вам поклясться!
— Не надо. Лучше скажите — у вас были ключи от ее квартиры?
— Да, она сама настояла на том, чтобы они у меня были. Да, да, да! Я был ее любовником. Несколько лет. Но это не имеет отношения к делу. Никакого! Я не убивал ее, не мог убить!
— Почему?
Этот вопрос привел Игоря в бешенство. Он почти закричал:
— Да потому, что она была матерью моего ребенка! Моего единственного ребенка! Слышите?! Это мой сын! И я не хотел, чтобы это коснулось его… Эта история… Я хотел помочь ему, но не объявляться так… После того как кто-то ее убил. Вот теперь я рассказал вам все… И послушайте… — Дыхание у него прерывалось, ему не хватало воздуха. — Послушайте, не приписывайте мне ничего подобного… Мы ссорились, это так. Она настаивала на скорейшем разводе. Но я все не мог решиться… Я хотел быть с ребенком, но она меня выводила из себя…
— Успокойтесь. — Следователь говорил спокойно и негромко. — Рассказывайте по порядку.
— Мне надо будет ехать с вами? — Игорь пытался взять себя в руки. — Но я не убивал ее!
— Успокойтесь, прошу вас. Она угрожала вам, что расскажет все жене?
— Да, очень часто. Мне не хватало смелости самому сообщить Кате… Но это не важно… Все это — совершенно банальная история! И я не мог ее убить только потому, что она устраивала мне истерики… Не так я боялся истерик, в конце концов… И с Катей все было почти кончено… У нее давно появился другой человек… Но это не имеет отношения к делу… Во всем был виноват я сам. Не трогайте ее…
— Может, дать вам воды? — осведомился следователь. — Вам нехорошо.
— Ах, спасибо! — Игорь как-то неестественно рассмеялся. — Вы очень добры! Но я обойдусь, обойдусь… Я сам не знаю, почему тогда поехал в ее квартиру… Меня туда тянуло… Я думал, что теперь будет с ребенком… Хотел ему помочь… Поехал просто так, только потом
— Вы в первый раз сказали мне, что просто ездили по городу, — напомнил ему следователь. — Вы и сейчас повторите это?
— Да.
— Это, значит, был обычный способ провождения времени? Вы сказали, что часто просто катаетесь по городу на своей машине.
— Да. Не вижу в этом ничего криминального… Я ездил по разным улицам, по центру… Потом выехал на Ленинградское шоссе, проехал немного и вернулся домой… Довольно поздно, жена подтвердит, она была дома. Больше меня никто не видел…
— Вспомните, может, вас останавливал пост дорожной автоинспекции? Или кто-то просил подвезти?
Игорь покачал головой.
— Ну что ж… — Следователь собрал свои бумаги в папку и поднялся. — Ваша жена, я думаю, не придет. Уже поздно. Собирайтесь, поедем.
— Меня арестовывают? — Игорь едва шевелил губами. — Вы меня арестовываете?
— Нет, только задерживаем до выяснения вашего алиби. Не будем препираться. Вы пока должны поехать с нами.
Игорь встал. Беспомощно взглянул на следователя. От его вспыльчивости и раздражительности не осталось и следа.
— Можно я оставлю жене записку? — только и сказал он.
Следователь кивнул. Игорь пошарил на столе, вытянул из кучи бумаг какой-то журнал, нашел страницу с рекламой (маленький черный флакон внизу чистого белого листа) и принялся писать. «Катя, меня арестовали. Обвиняют в убийстве Иры. Ты в это не верь. Я перед тобой виноват. Я сам знаю. Только не обвиняй меня в том, чего я не делал. Катя, прости… Я этого не делал…» Он постоял еще немного над листом и вдруг разорвал в клочки. Следователь смотрел на него со спокойным удивлением.
Игорь выпрямился и повернулся к нему:
— Я готов.
… — Давай считать этот вечер праздником, — предложил ей Дима.
— Почему? — Катя удивленно склонила голову. Она сидела за тем самым столом в кабинете Димы, который так ее удивил. Сиделось уютно, мягкое полукресло располагало к раздумьям. Дима мерил шагами красный ковер, дымил сигаретой — впрочем, вовсе не озабоченно и не нервно, как часто бывало в последнее время. Услышав ее вопрос, он подошел ближе и оперся о стол. Теперь он нависал над Катей, так что ей пришлось поднять голову, чтобы глядеть ему в лицо.
— Почему? Ну да просто потому, что ты наконец живешь здесь.
— Тогда праздничным можно считать вчерашний вечер, — возразила Катя. — А ты говоришь про этот… Я не слишком занудна?
— В меру! — Он погасил сигарету и широко улыбнулся. — Знаешь, я теперь убеждаюсь в том, что твое так называемое занудство — это обыкновенный здравый смысл. А мне как раз его и не хватает…
— Не прибедняйся! — сказала польщенная Катя. — Если бы у тебя не было хоть капли этого здравого смысла, твое агентство развалилось бы ко всем чертям. А оно живет, хотя иногда я этому и удивляюсь…