Мой (не) брат
Шрифт:
— Сирена? — глухо рассмеялся Михаил Юрьевич, а мне стало совсем не по себе от этих неестественных звуков. — Не-е-ет, не вернется! — резко прекратил он сухой, ломкий смех и стукнул кулаком о стойку бара. — Я не оправдал ее надежд на блистательную жизнь… Она ведь постоянно пилила меня, что я рохля, вечный зам, соглашаюсь на второстепенные роли, не хочу стать хозяином собственного бизнеса. А мне этого не нужно было. Никогда. Я — за тихую, спокойную жизнь, за крепкую семью, где никто не должен оправдывать чьих-то надежд, где каждый достоин любви и заботы… Но… — голос Стрельцова стал еще тише, и мне пришлось склониться, чтобы разобрать слова, полные горечи и сожаления. — Поделом мне! Я заслужил! Это кара моя за то, что отказался от своей настоящей
Вдруг в моей не до конца еще залитой ромом голове как будто что-то щелкнуло. Что-то знакомое, важное торкнуло и убежало. Пришлось напрячься, чтобы ухватиться за ускользающую мысль. Наденька! Надежда… Так ведь звали маму Кати?
— Михаил Юрьевич, давайте уйдем отсюда? — потряс я за плечо то ли крепко задумавшегося, то ли задремавшего мужчину.
— Куда? — непонимающе посмотрел он на меня глазами побитой собаки.
— К вам домой? — спросил я.
— Ко мне нельзя. У меня нет теперь дома, представляешь, Стас? — невесело хмыкнул Стрельцов. — Сирена ведь не сама ушла, она меня выгнала! Смешно, да? — он попробовал снова рассмеяться, но издал только всхлип.
— Как же так? — удивился я. — А где же вы живете?
— В гостинице два дня ночевал, — криво улыбнулся он. — Но я не хочу туда.
В голове созрел план.
— Вставайте, Михаил Юрьевич, я отвезу вас к себе на квартиру. И там мы поговорим.
Глава 29. Стас
Я был ошеломлен. Нет, я был потрясен. Нет, даже не так. Я был ошарашен. Может быть, это пары алкоголя не давали мне принять новые факты более адекватно, но меня всего трясло то ли от шокирующего рассказа Стрельцова, то ли от радости. Да-да, я, как дурак, радовался, что эта тайна наконец-то нашла свою разгадку! Мне не терпелось поговорить с Катей и сообщить ей эту невероятную новость: я нашел ее отца!
— Она была такой мягкой, такой нежной, но ранимой! — наматывал сопли на кулак пьяный мужчина, раскрывая передо мной душу, как на исповеди. — Я ведь не хотел ее трогать, понимал, что могу сломать ей жизнь. Такая молоденькая, свежая, наивная… Она знала, что я женат, даже несколько раз была свидетельницей, как Сирена приходила ко мне на работу и устраивала там скандалы. Той все время казалось, что я гуляю на стороне, видела, что у нас работают симпатичные молодые девушки. Но тогда я даже в мыслях не допускал связи с кем-то! Я по-своему любил свою жену, хоть и понимал, какой у нее нелегкий характер, какая она меркантильная особа. Все оправдывал ее непомерную жажду к деньгам желанием улучшить наше материальное положение, получить больше возможностей для обустройства семейного гнездышка, для развития сына… Поэтому и горбатился всю жизнь, хотел заслужить ее похвалу, хотя бы ее довольство. Но ей было мало. Всегда. Сколько бы я ни получал! Ни огромный дом, ни крутая машина, на которой я возил свою семью по самым престижным ресторанам и бутикам, не могли ее устроить. И мне все надоело! Понимаешь? Надоело! Нельзя всю жизнь отдавать себя, ничего не получая взамен!
Михаил Юрьевич поднял на меня взгляд, полный раскаяния и боли.
— Она сама ко мне пришла в кабинет. Подошла ко мне близко и неожиданно погладила меня по щеке. Представляешь? «Бедненький, — говорит, — как же вы несчастны!» Я тогда, помню, только телефонную трубку положил после неприятного разговора с Сиреной, во время которого она, как всегда, обзывала меня неудачником и безнадежным филантропом. Я еще удивился, подумал: «Неужели она все слышала?» А она тихонько так, нежно двумя руками меня за лицо взяла и поцеловала в губы. И просто так, как будто ничего странного не происходит, говорит: «А я вас люблю! Вы просто замечательный!»
У меня все внутри замерло. Как будто на перезагрузку нажали. И вдруг такая нежность к ней нахлынула! Она ведь очень красивая была, моя Наденька! Тонкая, хрупкая, женственная! Дюймовочка моя… И когда я ее поцеловал, у нас как крышу сорвало! И я у нее первым оказался…
Стрельцов
— Она каждый день приходила ко мне, как только находила возможность. Любила меня, как будто в последний раз! И я любил, потому что она вжилась мне под кожу, стала моим воздухом, моей отдушиной! Мы никогда не говорили о моей семье. И мы никогда не говорили о нас как о едином целом. Она ведь не была дурочкой, все понимала. И была рада даже этим украденным у законной супруги минутам… А однажды она не пришла. И я удивился, огорчился, но не испугался. Подумал, что работой завалена, не нашла времени, хоть и ждал до последнего. А она не пришла и на следующий день. Вот тогда я забеспокоился, запаниковал, подумал, что заболела. Пошел к Славе, как будто по какому-то вопросу, ведь она у него работала секретарем. И узнал, что она ушла. Уволилась. Сама. И ничего мне не сказала! Не предупредила… Было больно. Решил, что она меня разлюбила, хотя ничто не предвещало такой развязки. И я обиделся. Я, дурак, обиделся! А спустя какое-то время даже обрадовался, что все закончилось таким образом — без скандалов, без обвинений, без упреков… Спустя несколько месяцев я загибался от тоски по ней, по ее нежным мягким рукам, по ее наивному любящему взгляду, по ласкам ее и словам… Тогда я преодолел свою гордость (или робость?) и отправился в институт, куда она поступила на заочное обучение, чтобы узнать о ней. Но там мне сказали, что она забрала свои документы и, скорее всего, уехала… С тех пор я ее ни разу не видел. Но никогда не забывал. Сирена догадывалась, что я люблю не ее, поэтому и гнобила меня все сильнее. А теперь вот взяла и выгнала! — снова раздался сухой смех, прекратившийся так же внезапно, как и начался. — Найти бы мою Надю, я бы больше никуда ее не отпустил! Начал бы все заново, с нуля! Весь мир бы ей под ноги бросил… Но она, скорее всего, замужем и счастлива…
— Нет, к сожалению, не замужем и не счастлива, — тихо заметил я, когда Михаил Юрьевич затих, уронив голову на сцепленные на столе руки.
— Откуда ты знаешь? — с подозрением посмотрел он на меня. — Ты ее знаешь? Видел? Где?
— Нет, не видел, Михаил Юрьевич, потому что Надежды Мироновой давно уже нет в живых.
— Но я не называл ее фамилии! — удивился мужчина, но потом с отчаянием вскричал. — Не может быть! Это неправда! Ты не можешь этого знать, Стас!
— К сожалению, правда. Я знаю ее дочь, Михаил Юрьевич, — мягко сказал я. — Ее и вашу.
— Что?! — Стрельцов выглядел ошарашенным. — О чем ты говоришь?
— У вас есть дочь, Михаил Юрьевич, и она очень похожа на свою мать, по вашему описанию.
— Но ты уверен, что она моя дочь? А не чья-то, не от другого мужчины? — папин друг оказался таким же педантом, как и он сам.
— Вам это так важно? — усмехнулся я. — В таком случае, чтобы убедиться, вы можете сделать генетический анализ, как сделал мой отец.
— Кто же она, Стас? Ты нас познакомишь?
— К сожалению, она не хочет меня видеть. Но я дам ее адрес, и вы можете убедиться в этом сами. А сейчас давайте спать.
Я предупредил родителей, что не приеду ночевать, потому что решил остаться в своей квартире. Они не удивились этому, ведь в нашей сейчас поселилась слишком давящая атмосфера, от которой хотелось сбежать не только мне.
Постелив Михаилу Юрьевичу в гостиной, я долго еще ворочался в своей кровати, обдумывая все то, что сегодня услышал. С одной стороны, мне хотелось самому отправиться к Кате, чтобы сообщить эту сногсшибательную новость. В глубине души жила надежда, что вестника с хорошей новостью должны бы простить. Но я боялся ее разочаровать еще раз. Пусть лучше сам Стрельцов попробует с ней договориться и провести анализ ДНК, чтобы убедиться во всем. Если, конечно, захочет, а не струсит, когда протрезвеет.