Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

фон Риббентроп Рудольф

Не стоит забывать, что еще в считаные дни до заключения германо-русского пакта у немецкой стороны полностью отсутствовала ясность, выберут ли русские союз с рейхом или с западными державами. Колебания Гитлера, наряду с его комплексами по поводу примирения с большевиками, можно объяснить только надеждой в отношении осуществимости достижения договоренности с Польшей, и, в более широком контексте, с Англией, чтобы избежать как войны, так и идеологической компрометации соглашением с СССР.

Впрочем, его дипломатические шаги непосредственно перед началом войны свидетельствуют: речь для него шла о том, чтобы не допустить дело до военного конфликта. Помимо официальных каналов он использовал неофициальные пути, как это доказывает, к примеру, привлечение шведа Биргера Далеруса. Решающим доводом является, однако, аннулирование приказа о наступлении во второй половине дня 25 августа по настоянию отца, после того, как было получено известие о ратификации нового англо-польского договора, который уточнял данные в марте взаимные

гарантии обоих государств, так и хочется сказать: ограничивал их конфронтацией с Германией [263] . Если бы для Гитлера речь шла лишь о русской поддержке, чтобы «развязать свою войну», то не имелось бы никаких оснований отзывать приказы для армии 25 августа в самый последний момент и со значительными техническими трудностями. Аннулирование приказа было связано с довольно большими рисками: военным и, в первую очередь, политическим.

263

Below, Nicolaus von: Als Hitlers Adjutant 1937-1945, Mainz 1980, S.187–188.

Польша и начало войны

Мы, немцы, должны научиться сносить правду, даже когда она для нас выгодна!

Генрих фон Брентано

Как раз в договоре с Россией германское правительство видело шанс все же еще прийти к соглашению с Польшей. Требование Советским Союзом права прохода через Польшу и Румынию в случае выполнения союзнических обязательств в конфликте с Германией должно было открыть глаза руководителям польской политики в отношении истинных целей Советского Союза. Внезапная заинтересованность англичан после заключения германо-советского пакта о ненападении в ограничении полных до тех пор гарантий Польше в случае войны с Германией должна была бы окончательно заставить призадуматься Бека и его сотрудников. В ситуации 1939 года только рейх был в состоянии защитить обе эти страны от советской агрессии. Никакая держава на свете не смогла бы побудить русское руководство вывести свои войска из этих двух стран. Ирония мировой истории — спустя несколько лет так и случилось! Разумная польская политика поставила бы Польшу как потенциального союзника Германии против Советского Союза также и в относительно сильное положение к рейху.

Для непредвзятого историка здесь возникают два вопроса:

1. Каковы были мотивы польского правительства, и какие цели оно преследовало, отвергая после заключения германо-русского договора возобновленное немецкое предложение о переговорах или отказываясь следовать ему?

2. Чем руководствовалось британское правительство, ратифицируя англо-польский договор, заключенный в ясном осознании того факта, что оно не имело возможности помочь Польше в военном отношении? Польша была этим договором спровоцирована к занятию самоубийственной и полностью непримиримой позиции в отношении к рейху.

Как ни странно, эти ключевые вопросы до сих пор не были подняты официальной исторической наукой. Начнем с первого вопроса. Разве утратило свою силу уже цитированное высказывание польского министра иностранных дел Бека, сделанное французскому министру Лавалю, согласно которому величайшая катастрофа для польской нации всегда разражалась тогда, когда «Германия и Россия» действовали «сообща»? Устарела ли вдруг эта очевидная и подтвержденная историей истина в те четыре года, в которые Германия вновь стала фактором силы? Даже принимая во внимание склонность министра иностранных дел Польши Бека к переоценке польской позиции, побуждавшую его предаваться мечтаниям о распространении польской власти и влияния от Балтийского до Черного моря, все же нельзя предположить, будто он всерьез верил, что сможет удержаться между рейхом и Советским Союзом в военном отношении. Правда, польско-советский пакт о ненападении еще действовал [264] .

264

Ср. Scheil, Stefan: a. a.O., S. 70f.

Мы описали американские усилия, имевшие целью уберечь Польшу от немецкого влияния и таким образом склонить ее к курсу конфронтации с рейхом. Мнимоочевидная поддержка «западных держав», включая США, и, казалось бы, непримиримый конфликт между Германией и Россией могли поначалу подвигнуть министра иностранных дел Польши на отказ от германских предложений. Переговоры о военном союзе между Англией и Францией, с одной стороны, и Советским Союзом, с другой, возможно, укрепили его в убеждении, что он, если решится на конфронтацию с рейхом из-за Данцига (всего лишь из-за Данцига!), будет иметь надежный тыл.

Если все это еще можно понять, то политика Польши после заключения германо-русского договора не поддается объяснению. Имеется ли еще один ключ к разгадке хода мыслей польского правительства? Мыслей, которые, претворившись в реальность, в конечном итоге обернулись самоубийством, вновь приведя к утрате Польшей политической независимости и, таким образом, к национальной катастрофе.

С 1938 года с немецкой стороны от различных подпольных, однако принадлежавших к высшему

эшелону власти, оппозиционных групп по различным каналам постоянно шли обращения к британскому правительству с призывом оставаться «жестким» и угрожать Гитлеру, противодействуя его политике. Нам уже знакомы инициаторы этих обращений, о них говорилось в связи с судетским кризисом. Это госсекретарь фон Вайцзеккер, начальник Генерального штаба Бек, глава абвера адмирал Канарис и, далее, также Шахт, Герделер, Клейст-Шменцин, граф Шверин фон Крозиг, Кербер и другие. Тенор их обращений всегда оставался одним и тем же: внутреннее положение Германии описывалось как тяжелое, поэтому военный переворот имел бы хорошие шансы на успех. Однако предпосылкой является «дипломатическое поражение» Гитлера или война. Здесь, на мой взгляд, решающее объяснение непонятной политики Бека, приведшей затем Польшу к катастрофе. Бек и вместе с ним британский Генеральный штаб, вероятно, надеялись, что чрезвычайная ситуация относительно британской гарантии для Польши даже и не наступит. Обоим должно было быть ясно, что оказать военную помощь Польше не удалось бы. Это в особенности относилось к британскому Генеральному штабу, который такую помощь даже теоретически не взвешивал.

Посол Великобритании в Берлине Невил Хендерсон в последний момент настоятельно призвал польского посла Липского по крайней мере выслушать германские предложения, поручив еще 31 августа в первой половине дня Далерусу и британскому дипломату Джорджу Огилви-Форбсу зачитать их ему. Он получил в ответ от Липского (как пишет Далерус):

«(…) что он не имеет никаких оснований интересоваться нотами или предложениями немецкой стороны. Он хорошо знает ситуацию в Германии после пяти с половиной лет посольской деятельности (…); он (Липский) заявил о своем убеждении в том, что в случае войны в этой стране вспыхнут беспорядки, и польские войска победным маршем пойдут на Берлин» [265] .

265

Dahlerus, Birger: Der letzte Versuch, M"unchen 1948, S. 110.

Этому предшествовали следующие события: утром 30 августа в британском посольстве появился Клейст-Шменцин, уже известный нам по его деятельности в 1938 году. Клейст, «находившийся в тесном контакте с военным министерством», передал британскому военному атташе подробный отчет о военном планировании и «ситуации» в Германии c его точки зрения. Отчет был направлен Хендерсоном в переданной по телефону телеграмме британскому министру иностранных дел Галифаксу. Клейст-Шменцин выложил британскому военному атташе следующую информацию, содержащуюся в телеграмме:

«Он сообщил британцам подробные стратегические планы. Браухич заявил, что войну на два фронта не выдержать, так как нельзя было бы достичь быстрого решения [266] . Линия Зигфрида сильно укреплена лишь местами, но слаба во Фрайбурге, Саарбрюккене и Аахене. Германский Генеральный штаб опасается там прорыва. У Гитлера был нервный срыв. Генштаб хочет использовать нервозное состояние Гитлера, чтобы осуществить военный Coup (переворот), но он должен быть уверен, что Англия не пойдет на уступки. Если бы Генеральный штаб убедился, что отчеты Риббентропа об Англии ложны, то это было бы на руку диссидентским элементам. Кроме того, имеется примечание: “переслать дальше в Варшаву”».

266

DBFP, Third Series, Vol. VII, Dok. No. 546.

Сэр Айвон Киркпатрик отметил в маргиналии к отчету:

«(…) По описанию я не могу идентифицировать этого офицера, но полагаю, что он является отставным офицером, связанным с реакционными элементами Генерального штаба. Он сообщил нам много довольно точной информации в сентябре прошлого года, когда пытался побудить нас оказать сопротивление Гитлеру. Данный отчет был зачитан премьер-министру утром 31 августа» [267] .

Также и из этой информации можно однозначно сделать вывод, что заговорщики хотели внушить англичанам, будто бы Гитлер находится на грани срыва. Путем «Coup», по выражению Клейста-Шменцина, можно было бы привести весь режим к падению. Примечательно в этом отчете не в последнюю очередь то, что он был незамедлительно направлен Чемберленом в Варшаву и там, как видно из заявления Липского, повлиял на формирование абсолютно неприступной — даже и после германо-советского пакта — позиции польского правительства. Также и в этом случае, добавлю личное замечание, для подстрекательства англичан вновь использовалось утверждение: Иоахим фон Риббентроп будто бы неправильно сообщал об Англии, а именно в том смысле, что Англия не стала бы воевать. Это утверждение конспирации доказывает ее план: любыми средствами вовлечь британское правительство в военную конфронтацию с Германией и тем самым развязать войну. Здесь в очередной раз проясняется подоплека систематической диффамации отца и его отчетности Гитлеру.

267

DBFP, Third Series, Vol. VII, Anm. 4 zu Dok. No. 546.