Мой парень - псих (Серебристый луч надежды)

Квик Мэтью

Если меня снова упекут в психушку

По опыту знаю: если одеться неподобающе, Вероника точно обвинит, что я испортил ей весь вечер. Так уже было один раз, когда я явился на званый ужин в шортах до колен и сандалиях. Поэтому я настолько погружен в мысли о выборе одежды, что совершенно забываю, какой сегодня день — пятница, то есть нынче сеанс у доктора Пателя.

Мне напоминает мама, которая заглядывает в подвал в самый разгар тренировки.

— Через пятнадцать минут выходим. Живо в душ!

В комнате с облаками выбираю коричневое

кресло. Мы садимся, откидываем спинки назад, и Клифф начинает:

— Твоя мама сказала, у тебя была та еще неделька. Хочешь поговорить об этом?

И я рассказываю про вечеринку у Вероники, про то, что вся моя прежняя парадно-выходная одежда не годится, ведь я так сильно похудел; и у меня нет никаких стильных шмоток, кроме футболки, недавно подаренной братом; и мысли об этой вечеринке уже так утомили меня, что лучше бы мы с Ронни просто позанимались вместе, и не пришлось бы встречаться с Вероникой, которую даже Никки считает страшной врединой.

Доктор Патель кивает несколько раз, по своему обыкновению, а затем спрашивает:

— Тебе нравится футболка, которую подарил брат? Удобно в ней?

— Да, — отвечаю, — она просто замечательная.

— Вот и надень ее к этому ужину. Уверен, Вероника ее тоже оценит.

— Вы так считаете? Просто Вероника ужасно привередлива к тому, в чем к ней приходят гости.

— Я так считаю! — заявляет он, отчего мне сразу становится намного лучше.

— А что со штанами?

— А что не так со штанами, которые на тебе сейчас?

Опускаю глаза на коричневые прямые брюки. Их мама на днях купила в «Гэпе», заявив, что не следует ходить к врачу в тренировочных штанах. Они вовсе не такие крутые, как футболка «Иглз», но тоже ничего, так что я пожимаю плечами и перестаю беспокоиться о том, что надеть для визита к Веронике.

Клифф пытается перевести разговор на Кенни Джи, но всякий раз, как он упоминает это имя, я закрываю глаза, принимаюсь тихонько гудеть и мысленно считаю до десяти.

Потом Клифф говорит, что знает, как грубо я обошелся с мамой: тряс ее на кухне и сшиб с ног на чердаке. Становится ужасно грустно, ведь я очень люблю маму, к тому же она вытащила меня из психушки и даже подписала кучу бумажек — однако мне нечем возразить Клиффу. Чувство вины наполняет мою грудь жаром, пока не становится невыносимым. Сказать по правде, я просто срываюсь и плачу не меньше пяти минут.

— Твоя мать многим рискует, потому что верит в тебя.

От его слов рыдаю еще сильнее.

— Ты же хочешь быть хорошим человеком, да, Пэт?

Киваю. Плачу. Я очень хочу быть хорошим человеком. Правда.

— Я собираюсь повысить дозу твоих лекарств, — говорит доктор Патель. — Не исключено, что ты почувствуешь небольшую заторможенность, однако это поможет сдержать порывы жестокости. Ты должен понимать, что хорошим человеком тебя делают поступки, а не одно лишь желание. Если у тебя и дальше будут случаться такие приступы, я, возможно, буду вынужден рекомендовать возвращение в лечебницу для более интенсивного лечения, которое…

— Нет, пожалуйста, я буду хорошим, — быстро перебиваю я, зная, что Никки едва ли вернется, если меня снова

упекут в психушку. — Честное слово!

— Я верю тебе, — отвечает доктор Патель с улыбкой.

Я не знаю, как играть в эти игры

Позанимавшись в подвале еще немного, надеваю пакет для мусора и выхожу на пробежку. Потом принимаю душ, прыскаю перед собой одеколоном отца и вхожу в облако ароматной пыли — этому меня мама научила еще в школе. Провожу шариковым дезодорантом под мышками и облачаюсь в свои новые брюки и футболку Хэнка Баскетта.

Интересуюсь у мамы, как я выгляжу.

— Отлично. Такой красивый! Но ты уверен, что можно идти на ужин в футболке «Иглз»? Может, наденешь рубашку из тех, что я тебе купила в «Гэпе», или возьмешь поло у папы?

— Все нормально, — успокаиваю я ее с улыбкой. — Доктор Патель согласился, что эта футболка — хороший выбор.

— Правда? — Мама смеется и достает из холодильника композицию из цветов и бутылку белого вина.

— Что это?

— Передай их Веронике и скажи ей от меня спасибо. Ронни всегда был тебе хорошим другом. — При этих словах она, кажется, снова готова расплакаться.

Поцеловав маму на прощание, взяв в охапку цветы и вино, выхожу на улицу и иду через Найтс-парк к дому друга.

Дверь открывает Ронни. На нем рубашка и галстук, при виде которых начинаю бояться, что доктор Патель все-таки был не прав и я оделся не подобающе случаю. Однако Ронни смотрит на мою футболку, проверяет имя на спине — наверное, чтобы убедиться, что я не надел старье с именем Фрэдди Митчелла, который больше не играет за «Иглз», — и восклицает:

— Хэнк Баскетт крутой! Где ты достал такую футболку, еще же сезон не начался? Супер!

Его слова приносят мне огромное облегчение.

Мы идем на запах готовящегося мяса через роскошную гостиную и роскошную столовую в кухню, где Вероника кормит Эмили. Девочка, к моему удивлению, выглядит гораздо старше грудного младенца.

— Встречайте Хэнка Баскетта, — объявляет Ронни.

— Кого? — откликается Вероника, однако при виде цветов и вина расцветает улыбкой. — Pour moi? [6]

Некоторое время она разглядывает мою распухшую щеку, но ничего не говорит, за что я ей благодарен. Я протягиваю ей подарки от мамы, а она целует меня в здоровую щеку.

6

Это мне? (фр.)

— Добро пожаловать домой, Пэт. — Голос Вероники звучит на удивление искренне. — Я пригласила на ужин еще кое-кого, надеюсь, ты не против, — добавляет она.

Вероника подмигивает мне и приподнимает крышку единственной стоящей на плите кастрюли, распространяя теплый аромат томатов и базилика.

— Кого? — спрашиваю.

— Увидишь, — отвечает она, помешивая соус и не поднимая на меня глаз.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, Ронни берет на руки Эмили с ее высокого стульчика.