Мой пылкий лорд
Шрифт:
— Сапоги?
— Так на армейском жаргоне называют новобранцев. Поспешите, мы почти пришли. Мы как раз успеем увидеть, как садится солнце.
— Так вы были в армии? — воскликнула Элис, торопясь следом за ним.
— Пять лет.
— Вы шутите?
— Нет, — со вздохом ответил Люсьен, — к сожалению, не шучу.
— Вы — ив армии! — Она рассмеялась. — Это трудно себе представить.
— Мне тоже.
— Мне показалось, что вы не из тех, кто подчиняется приказам. А в каком полку вы служили?
— В сто тридцать шестом
— Вот как, — проговорила она с сомнением в голосе.
— Я знаю, что это не особенно модный полк. — Люсьен подал ей руку и помог взобраться наверх по древесному корню, который образовал крутую ступеньку на тропинке. — Мы намеревались вступить в конную гвардию, но Деймиен хотел на самом деле сражаться на войне, а не слоняться по Лондону в красивом мундире, что, уверяю вас, было бы для меня вполне приемлемо.
— Вы с ним вместе вступили в армию?
Люсьен кивнул.
— Мы приняли боевое крещение в Дании, а потом отправились в Испанию.
Она рассмеялась с таким видом, словно не могла в это поверить.
— И в каком же вы чине?
— Капитан.
— Капитан лорд Люсьен! — повторила Элис, громко смеясь. — Вы купили чин или заслужили?
Ошарашенный, он засмеялся, одновременно удивленно и возмущенно.
— Какая дерзость! Уверяю вас, я его заслужил. К вашему сведению, мы с Деймиеном командовали действиями лучшего фланга нашего полка. Я был…
— Нет, не рассказывайте! Лучше я сама догадаюсь. — Насмешливо глядя на него, Элис задумчиво покусывала губу. — Вы не гренадер. Гренадеры рослые, дюжие мужчины, первые в сражении, по крайней мере, мне так рассказывали.
Он поднял бровь, не понимая, оскорбиться или нет.
— Нет, — завершила она. — Вы, наверное, командовали легкой инфантерией. Они находчивы, и стрелки отличные.
— Как вы догадались?
— Я в этом разбираюсь, — сказала Элис рассудительно, а потом повернулась и пошла дальше, совершенно довольная собой.
Люсьен смотрел ей вслед с улыбкой на лице. Помоги ему Бог, он совершенно очарован!
— Откуда вам известно о том, как действуют полки?
— Разумеется, от моего брата, — ответила девушка. И гордо добавила: — Он состоял в сорок третьем.
— Прославленный сорок третий, — согласился Люсьен, на которого это произвело впечатление. — Я наслышан о храбрости, проявленной лордом Гленвудом при Витгории. Это был смелый человек и выдающийся офицер.
— И хороший брат, — тихо добавила Элис. — А вы были при Витгории, Люсьен?
— Нет, я вышел в отставку за год до этого, после битвы у Бадахоса.
— У Бадахоса, — пробормотала она, и ее лицо посерьезнело. — Филипп говорил, что это было самое страшное сражение за всю войну.
Люсьен не знал, как много рассказал Элис ее брат. Когда она мгновение спустя ласково прикоснулась к его руке, он молча посмотрел на нее, осознав, что она впервые сделала это по собственному желанию.
— Капитан Люсьен, вы внезапно помрачнели, — прошептала она. — Вам пришлось очень туго в той битве?
— Там всем пришлось туго, — возразил он, пожимая плечами и отводя глаза. Люсьен устремил взгляд на сумрачный лес, пытаясь изгнать из памяти воспоминания о клубах черного дыма, который рассеялся ровно настолько, чтобы открыть взгляду более тысячи тел в красных мундирах, наваленных грудами у опаленных солнцем стен древней испанской цитадели. Британская армия разрушила сочувствующий французам город и овладела им. — Дело не столько в самой осаде, но… в ее последствиях, — с трудом проговорил он. — Ваш брат ничего не рассказывал вам об этом?
Элис серьезно посмотрела ему в глаза.
— Кое-что.
— Такие вещи обычно не рассказывают молодым леди… Но ведь я обещал, что не стану отгораживать вас от того, что действительно бывает в жизни, верно?
Элис кивнула:
— Я хочу знать.
— К тому времени, когда город пал, мы понесли уже столько потерь, что войска просто пришли в ярость. То были наши соотечественники — англичане, — но они превратились в зверей. Они грабили, насиловали, убивали горожан. Нам, офицерам, потребовалось три дня, чтобы снова заставить их подчиняться. — Люсьен наблюдал за ее лицом. Кажется, Элис отнеслась к этому спокойно. Лицо у нее было взволнованное, но ничего истеричного в нем не было, а ему, со своей стороны, нужно было выговориться. — Мы построили виселицы и вздернули самых отчаянных мародеров. После этого я ушел из армии, решив, что, наверное, существует какой-то лучший путь.
— И вступили в дипломатический корпус?
Люсьен кивнул.
Элис рассматривала его с задумчивой улыбкой.
— За это я вами восхищаюсь, — неожиданно объявила она. — Я уверена, что многие ваши товарищи осудили ваш выбор, но дипломатия — вещь более цивилизованная, чем война. Какая у вас, должно быть, сильная воля, чтобы пренебречь мнением большинства. Мне бы хотелось, чтобы мой брат поступил так же, как вы, или, точнее, чтобы у него была такая же сильная воля… Можно я расскажу вам, почему Филипп ушел на войну?
— Вы можете рассказывать мне обо всем, — ответил Люсьен, ощутив укол совести из-за ее похвалы, которая на самом деле к нему не относилась. Роль, которую он играл в дипломатическом корпусе, была вовсе не миротворческой, но не мог же он рассказать ей о своей истинной роли шпиона. При мысли об этом его передернуло. Если она узнает правду, это непременно оттолкнет ее, как уже оттолкнуло Деймиена. Он не может пойти на это. И потом, такая осведомленность опасна.
— Кейро поставила под сомнение мужество моего брата, — сказала Элис, и на ее тонком лице появилась горечь. — Ей просто хотелось избавиться от него, чтобы дурно вести себя в Лондоне, чтобы муж не мешал ей развлекаться. К несчастью, Филипп не разобрался в ее замыслах. Он принял ее слова близко к сердцу — и ушел.