Мой пылкий рыцарь
Шрифт:
Стараясь не дышать, она отползла подальше от опасного места. Пока мужчины ее не обнаружили, но убежище это не слишком надежно. Придется поискать другое. Эйнсли принялась торопливо сворачивать одеяла, кляня себя за то, что теряет драгоценное время, однако понимая, что другого выхода нет — одеяла еще могут ей понадобиться. Согнувшись в три погибели, девушка украдкой выскользнула из кустов и устремилась дальше в лес.
Паника охватила Эйнсли. Она лихорадочно металась из стороны в сторону, стараясь найти новое укрытие, пока люди отца не нашли ее. Приблизившись к небольшой лесной полянке, Эйнсли с радостью увидела впереди густой подлесок. Там ей легко будет затеряться,
Ее не слишком удивило, когда за спиной раздался ликующий крик мужчин. С того момента как они окружили заросли, Эйнсли поняла, что ее игра проиграна. Похоже, сама судьба против нее. Ей не удастся спасти никого в Кенгарвее, в том числе и себя. Тем не менее девушка продолжала бежать вперед, пытаясь увернуться от многочисленных рук, стремившихся схватить ее. Неожиданно перед ней вырос могучий конь. Эйнсли резко остановилась, подняла глаза и увидела отца. Паника охватила девушку. Теперь она мчалась не разбирая дороги, лишь бы спастись от разгневанного Дуггана.
Вдруг она почувствовала, как один из мужчин свалил ее на землю. Удар был так силен, что у Эйнсли перехватило дыхание. Мужчина рывком поставил ее на ноги. В этот момент девушка увидела, что к ней бегут Колин и Джордж. На этот раз было сомнительно, чтобы Колин подоспел вовремя, — к Эйнсли уже приближался отец с обнаженным мечом в руке. Она услышала, как державший ее мужчина негромко выругался, и поняла, что не одна она уверена, что ослепленного яростью Дуггана ничто не остановит.
— Ах ты грязная маленькая шлюха! — проревел он, на всем скаку осаживая коня. — Ты что, решила сбежать к своему норманнскому жеребцу и выдать ему наши секреты, чтобы он смог победить нас?
Сознание того, что она находится в отчаянном положении и терять ей нечего, придало Эйнсли храбрости. Выпрямившись во весь рост, она не помня себя закричала:
— Глупец! Если я хотела сбежать к своему норманну, почему же тогда устремилась на север? Или ты настолько пьян, что не понимаешь, где находишься?
Негромкий возглас удивления вырвался у Эйнсли, когда она почувствовала, что хватка мужчины ослабла. В следующий момент на нее обрушился страшный удар отцовского меча, от которого она чудом сумела увернуться. Девушка поняла, что мужчина просто не хотел попасться Дуггану под горячую руку. Стараясь не угодить под копыта, Эйнсли напряженно ждала очередного удара. Он не замедлил последовать и был так силен, что буквально сбил ее с ног. Послышался треск рвущейся ткани. Холодная сталь коснулась кожи Эйнсли, и девушка поняла, что была на волосок от гибели. Она слышала отчаянные крики братьев, но не отваживалась отвести глаза от отца. Ее единственный шанс на спасение состоял в том, что она окажется проворнее его меча. Отскакивая от очередного удара, Эйнсли в изумлении увидела, как все четверо ее братьев скопом навалились на отца. Им удалось стащить его с лошади. Пока Джордж и Мартин силой удерживали взбешенного Дуггана, Колин и Вильям заслоняли сестру. Еле живая от страха, Эйнсли с ужасом ждала, что же будет дальше.
— Ублюдки! — взревел Дугган, отбрасывая державших его сыновей и снова выхватывая меч. На этот раз он бросился на Джорджа и Мартина, которые успели вовремя отскочить. — Вы все — подлые ублюдки и предатели!
— Остановись, отец, ради всего святого! Ты не можешь убить собственную плоть и кровь! — закричал Колин, держа свой меч наготове, когда Дугган угрожающе подступил
— С каких это пор вам стала так дорога эта безмозглая девчонка? — насмешливо вопросил Дугган, обводя сыновей взглядом.
— Как мы к ней относимся, не имеет значения, — ответил Мартин с плохо сдерживаемым страхом и гневом. — Ты не можешь ее убить.
— Законы нашей земли гласят, что я волен поступить с этой шлюхой так, как сочту нужным, — возразил Дугган, однако спрятал меч в ножны. — Она пыталась предать меня!
— Я много времени провел в монастыре, отец, и ни разу не слышал, что человек имеет право убить свое собственное дитя, — спокойно сказал Колин. — Конечно, если ты попытаешься это сделать, никто не осмелится препятствовать тебе, но знай — эта кровь обагрит и наши руки, раз мы не нашли в себе мужества остановить такое подлое убийство. Ты волен взять на душу этот смертный грех, но мы не допустим, чтобы твой поступок пал черной тенью и на наши бессмертные души!
Эйнсли видела, как отец пытается справиться со своим гневом — гневом, толкавшим его на хладнокровное убийство дочери. Она неожиданно поняла, что Колину придает мужества не только сознание того, что он — любимый сын отца, но и то, что брат долго пробыл в монастыре и получил образование. Несмотря на множество совершенных грехов, лишивших его надежды на милость Божью, Дугган Макнейрн все же испытывал благоговение перед церковью, как и большинство людей.
— Я хочу надежно запереть эту шлюху, — наконец проговорил Дугган, понемногу успокаиваясь.
— Я прослежу, чтобы она не выходила из своей спальни, — послушно отозвался Колин.
— Ну кет! — проревел Дугган. — Эту предательницу надо бросить в темницу.
— Но, отец…
— Ты слышал, что я сказал, сын? Брось ее в темницу! Я не потерплю, чтобы она снова попыталась сбежать к своему норманну и выдать нас всех.
Не в силах и дальше слушать эти несправедливые обвинения в предательстве, Эйнсли открыла было рот, чтобы защитить себя, но Колин с такой силой сжал ей руку, что она охнула. Несмотря на отчаянное желание оправдаться — если не перед отцом, то хотя бы перед своими братьями, — девушка промолчала. Колин прав. Если она заговорит, отец снова разгневается, и вряд ли на этот раз ей удастся избежать смерти.
Провожаемая сочувственными взглядами братьев, Эйнсли послушно последовала за Колином к его лошади. Девушка с грустью думала о том, что хотя на этот раз у ее братьев хватило мужества удержать отца от убийства, они вряд ли будут и дальше защищать ее. А что толку в сочувствии? Они наверняка думают — она сама виновата, что навлекла на свою голову гнев отца, и должна быть счастлива, что благодаря их вмешательству осталась жива. Но разве гнить в темнице Кенгарвея — это значит жить?..
К ее огромной радости, Колин немного отстал от остальных, несмотря на грозные взгляды, которые время от времени бросал на него Дугган. Эйнсли не хотелось бы сейчас оказаться рядом с отцом или его людьми. По мере приближения к Кенгарвею страх и гнев девушки постепенно уступали место отчаянию и глубокой боли.
Было тяжело сознавать, что родной отец, человек, чье семя дало ей жизнь, осмелился броситься на нее с мечом. Еще никогда, несмотря на жестокие побои, которые ей приходилось сносить, Эйнсли так остро не чувствовала, что совершенно безразлична ему.
— Я всегда знала, что отец меня не любит. Мне кажется, он не любит никого из своих детей, даже тебя, хотя всегда уверяет, что сыновья ему дороги, — призналась она Колику, не сводя глаз с широкой спины Дуггана, маячившей впереди. — Но мне и в голову не могло прийти, что он меня ненавидит…