Мой пылкий рыцарь
Шрифт:
Странный звук вырвал Эйнсли из объятий сна. Нахмурившись, она поднялась со своего жесткого ложа и нетвердой походкой приблизилась к решетке. Проклятие! Как она ослабела за последние дни! И не мудрено — жестокое избиение, которому подверг ее отец, пронизывающий холод и сырость темницы, почти полное отсутствие пищи сделали свое дело. Голод, постоянно терзавший девушку, не позволял ей ни выздороветь, ни противостоять пагубному воздействию заточения.
Цепляясь за скользкие, влажные прутья, Эйнсли взглянула на своего тощего узкоглазого стража. За неделю, что он просидел напротив ее узилища, девушке удалось узнать только одно — что этого парня зовут Роберт. Да и
— На нас напали! — вскричала девушка.
Ее терзали противоречивые чувства — страх за себя, за братьев да и за всех обитателей Кенгарвея и в то же время огромное облегчение. Предстоящее сражение сулило опасность, но и означало, что Гейбл где-то близко.
— Да нет, — возразил Роберт с сомнением в голосе. Голос этот звучал почти басом, что было удивительно, если учесть комплекцию парня. — Наверное, это твой отец опять рассердился на кого-то…
— Ты прав — когда мой отец в гневе, его рев может быть очень громким, однако сейчас до нас доносится не его голос. Началась битва! — На это Роберт ничего не ответил, и Эйнсли про себя чертыхнулась. — Ты не раз сражался бок о бок с моим отцом. Уж если я поняла, что идет бой, ты тоже наверняка это понял!
— Ну да, ты права, — нехотя выдавил из себя парень, терзаемый сомнениями, как ему быть дальше. — Но мне приказали сидеть здесь и сторожить тебя!
— И ты хочешь, чтобы мы покорно ждали, пока сюда не придут враги?
— Враг ни за что на свете не проникнет в глубь Кенгарвея!
— А если мы умрем здесь, глупец?
— Такое возможно, но вовсе не обязательно. А вот если я освобожу тебя, а потом окажется, что мы неправильно оценили происходящее наверху, мне точно не поздоровится. Твой отец убьет меня без колебаний за то, что я посмел его ослушаться.
На это Эйнсли было нечего возразить. Она понимала, что парень сказал сущую правду. Не отпуская решетки, она боролась со страхом и подступающим гневом. Неужели этот дурень не способен разумно мыслить? С минуту она пристально следила за Робертом, который, явно нервничая, начал мерить шагами узкое пространство, время от времени поглядывая наверх, откуда доносились странные звуки. А может быть, подумала Эйнсли, она вернее добьется своей цели, если сыграет на естественном желании парня остаться в живых, поскольку было очевидно, что в данный момент его больше всего беспокоит именно это?
— Послушай, — окликнула она Роберта, стараясь говорить спокойно и вежливо, чтобы ни в коем случае не рассердить и не обидеть своего стража. — Какая польза будет моему отцу от того, что мы оба с тобой здесь погибнем или меня снова похитят, а потом потребуют выкуп? У него ведь и так немного денег…
Роберт остановился. Он явно обдумывал ее слова. Окрыленная успехом, Эйнсли продолжала:
— А что, если отец прав и я на самом деле любовница лэрда Бельфлера? И теперь мой возлюбленный явился, чтобы освободить меня и снова залучить в свою постель… Не будет ничего худого в том, что ты попытаешься выяснить, в чем там дело и откуда доносится шум. Если на нас действительно напали и Кенгарвей скоро попадет в руки врагов, самое разумное — это выпустить меня на свободу. Мой отец скорее предпочтет, чтобы я сбежала, чем досталась очередным похитителям, которые потребуют за меня выкуп. Ведь если я останусь жива, он сможет, когда захочет, разыскать меня и убить. Мы с той оба знаем, что
— Да, он хочет твоей смерти, и ему все равно — умрешь ли ты от голода или тебя убьют во время битвы.
— О нет, не все равно, и ты прекрасно это знаешь. Отец ненавидит меня, и ему не понравится, если кто-нибудь другой завладеет его законной добычей!
— Это точно, — подтвердил Роберт, запуская руку в свою грязную шевелюру. — Пожалуй, ты права — мне стоит пойти выяснить, что творится у нас над головой. Сиди смирно! Я скоро вернусь.
Как только страж начал подниматься по скользким узким ступеням, Эйнсли уже пожалела, что он ее послушался. Напрасно она позволила страху одержать верх над разумом. Маловероятно, чтобы этот человек стал защищать ее, если битва и в самом деле разразится в Кенгарвее. Единственной заботой этого недалекого парня было самому остаться в живых, и Эйнсли подозревала, что он не задумываясь предаст подопечную, лишь бы спасти свою шкуру. Оставалось только надеяться, что он скоро вернется и расскажет ей, что творится за стенами темницы.
— Впрочем, я все равно не могу ничего сделать, — рассуждала сама с собой девушка, с силой ударяя по прутьям решетки маленьким кулачком. — Придется сидеть и покорно ждать своей участи…
Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь привести в порядок расстроенные нервы. Конечно, в такой ситуации достичь полного спокойствия ей вряд ли удастся, но надо хотя бы постараться отогнать этот противный липкий страх, от которого по всему телу ползут мурашки. Эйнсли понимала — пока она остается в застенке, единственное, на что можно уповать, так это на то, что у нападавших в душе сохранилась хоть капля милосердия. Другой надежды нет, и нечего зря себя обманывать.
Медленно потянулось время, и с каждой минутой Эйнсли приходила все в большее волнение. Теперь она уже не сомневалась, что в замке идет сражение. Звуки, доносившиеся до нее сквозь толстые стены Кенгарвея, становились все громче. Чтобы хоть как-то убить время, Эйнсли принялась мерить шагами тесную камеру, проклиная свое заточение, жестокость отца, а больше всего — то, что у нее нет под рукой оружия.
Наконец, обессиленная, она остановилась, прижалась к прутьям решетки и закрыла глаза. Девушка пыталась сосредоточиться на звуках, проникавших в темницу, силясь понять, что же происходит там, наверху. Она так погрузилась в это занятие, что, когда дверь темницы со стуком распахнулась, Эйнсли в испуге отпрянула. На какое-то короткое мгновение звуки стали слышнее и подтвердили худшие ее опасения — в Кенгарвее кипит настоящий бой.
Какой-то человек начал спускаться по ступеням, и сердце Эйнсли радостно забилось — она узнала Колина. Однако появление брата еще раз подтвердило, что она была права в своих опасениях. На Колине была короткая юбка, рубашка и шлем — все заляпанное кровью. Часть лица, не защищенная шлемом, являла собой жуткое зрелище — кровь вперемешку с грязью и потом. Даже меч, который Колин сжимал в руке, был весь в крови. Должно быть, Кенгарвей уже перешел в руки врагов, иначе брат ни за что бы не покинул поле битвы — а по его виду было ясно, что он находился в самой гуще сражения.
— Наши враги уже здесь, — объявил молодой человек, тяжело припадая к решетке и пытаясь отдышаться.
— И они побеждают, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Эйнсли.
— Они чуть не проломили ворота и вскоре перелезут через стены. На брустверах уже завязалась рукопашная. Их гораздо больше, чем мы думали, и нам с трудом удается сдерживать натиск.
— Ты не сказал, какие именно враги пришли под стены Кенгарвея, — стараясь казаться равнодушной, произнесла Эйнсли, однако по сердитому взгляду, который метнул на нее Колин, поняла, что провести брата ей не удалось.