Мой Рагнарёк
Шрифт:
– Нельзя сказать, что мы понапрасну тратили время, – возразил Мухаммед. – Достойные мужи, с которыми мне пришлось иметь дело, показались мне искушенными в воинской науке. И вообще они произвели на меня благоприятное впечатление, хотя большинство из них не почитает Аллаха. Но я по-прежнему не понимаю, что такое «авиация», поэтому твои мудрые советы могли бы пойти нам на пользу.
– Ну, мои-то вряд ли, а вот мудрые советы какого-нибудь специалиста… А ну-ка позовите ко мне Германа Геринга. Думаю, он неплохой специалист… Правда, есть ребята и покруче, наверное, –
Через несколько минут ко мне подошел пожилой толстяк, одетый явно не по сезону: на нем было наглухо застегнутое кожаное пальто.
– Ты звал меня, мой фюрер? – его голос дрожал от едва сдерживаемого восторга.
Я подскочил от неожиданности. Вообще-то в последнее время я был готов к чему угодно, но, как выяснилось, не к такому обращению.
– Герман Геринг, – подсказал Анатоль. – Номер семьсот восемьдесят четвертый в нашем списке.
– Я могу послужить твоему великому делу? – с энтузиазмом поинтересовался Геринг.
– Не уверен, что оно такое уж «великое». Тем не менее вы действительно вполне можете ему послужить, герр Геринг – почему бы и нет?! В сущности, у вас просто нет выбора.
Он не обратил никакого внимания на мое лирическое мычание. Какое там, дядя испытывал натуральный религиозный экстаз! Кажется, близость к моему телу действовала на него как пригоршня стимуляторов. Честно говоря, мне стало немного не по себе, хотя, казалось бы, давно мог привыкнуть.
– Ага, вот и герр Адольф Галанд подтянулся! – объявил Анатоль. – И еще генерал Мак-Артур почему-то. Странно, вроде бы ты не включал его в список! И правильно, на кой он нам сдался?!
– Зато я включала, – вмешалась Доротея. – А чем, интересно, тебе не угодил генерал Мак-Артур? Что, он много курил?
Эти двое тут же затеяли жизнерадостный спор о достоинствах генерала Мак-Артура, вреде курения и вообще обо всем на свете. Я бы с удовольствием включился в их дискуссию, но на меня наседали возбужденные авиаторы.
Я здорово надеялся, что они не станут выяснять отношения. Большинство этих ребят были непримиримыми противниками в годы Второй мировой войны. Впрочем, к моему величайшему облегчению, никто не стал пускаться в воспоминания.
«Господи, а ведь считается, что я здесь самый главный! – тоскливо подумал я. – Почему же в таком случае я понятия не имею, о чем говорить с этими ребятами?! Кажется, теперь я как раз должен объяснять, что от них требуется. Какой ужас!»
Впрочем, я, как всегда, преувеличивал. Разговор оказался приятным и необременительным. Я лаконично сообщил своим новым военачальникам, что в ближайшее время нам придется пережить налет вражеской авиации, потом попросил Джинна включить волшебный телевизор и наглядно продемонстрировал технический потенциал наших противников.
– У них очень мало самолетов, – оптимистически заметил Геринг. И пренебрежительно добавил: – По большей части одно старье!
– Зато на этом старье летают боги, – усмехнулся я. – Это не метафора. Они – самые настоящие боги. Олимпийцы. Читали в детстве мифы Древней Греции? Ну вот, с ними нам и предстоит иметь дело. Да, и еще Один со своими валькириями, чтобы нам с вами мало не показалось!
– Один – это серьезный противник, – спокойно согласился Геринг. – Думаю, Олимпийцы – тоже. Тем не менее эти ребята летают на настоящей рухляди. Вчерашний день!
– Даже позавчерашний. Но у нас с вами пока вообще нет никаких самолетов.
– Но ведь ты можешь сделать так, чтобы они были.
Геринг не спрашивал, а утверждал. Он был почти прав: я здорово сомневался, что действительно могу справиться с этой проблемой, зато у меня имелся замечательный личный Джинн, который уж точно мог все что угодно. Собственно говоря, для того я и затеял это совещание, чтобы наконец-то обзавестись самолетами.
– Лучше всего «мессершмиты» последнего поколения, – деловито добавил Геринг. Его коллеги с энтузиазмом закивали. Я отметил, что в этом вопросе они пришли к полному единодушию. Ни англичане, ни американцы даже не пытались лоббировать свои отечественные модели.
– Реактивные, что ли? – вздохнул я.
– Ну да, конечно! «Ме-262».
– А почему не «Hellcat»? – обиженно осведомился Анатоль откуда-то из-за моей спины.
– Потому что джентльмены предпочитают «Ме-262». И кто мы с тобой такие, чтобы спорить с профессионалами? Осталось только разжиться некоторым количеством этих самых «Ме»! Сделаешь? – Я вопросительно уставился на прозрачное облачко над своей головой – видимо, Джинн решил, что в таком виде он будет меньше смущать наших новых знакомых.
– Если ты объяснишь мне, что такое реактивные «мессершмиты», ты получишь их столько, сколько пожелаешь, – отозвалось облачко.
– Да уж, чего-чего, а объяснений ты от меня вряд ли дождешься. Разве что у господ авиаторов хватит на это интеллекта.
Я с надеждой обернулся к участникам совещания:
– Кто из вас способен растолковать Джинну, что такое реактивный «мессершмит»?
К моему величайшему удивлению, они отнеслись к этой идее с неописуемым энтузиазмом. Через полчаса я понял, что могу сойти с ума от нагромождения технических терминов и чудовищных чертежей, которые они рисовали прямо на песке, и тихонько покинул эту милую компанию – пусть сами разбираются.
У меня были весьма незамысловатые планы: прогуляться, размять ноги и поболтать о пустяках с подходящим собеседником, ежели такой попадется на моем пути. Честно говоря, на моем глупом сердце лежал тяжеленный камень, и с каждым часом его вес понемногу увеличивался.
Я делал что мог, можно сказать, честно выполнял свой «профессиональный долг», старался подготовить свою огромную, но совершенно необученную армию к первой битве с Олимпийцами. Но когда я думал о том, что уже завтра новенький, извлеченный из небытия моим верным Джинном «мессершмит» под управлением Адольфа Галанда атакует «Бристоль» Афины, я чувствовал себя законченным идиотом, сволочью и мразью.