Мой Рагнарёк
Шрифт:
Конечно, в глубине души я надеялся, что Афина все еще вполне бессмертное существо. Но ведь удалось же безумным индейским богам убить Диониса, Геру и Афродиту, которым, если верить мифам, тоже полагалось быть бессмертными.
Я сам не заметил, как позволил невеселым размышлениям захватить меня. Я брел по пустыне, не глядя по сторонам, петляя наугад между нашими флегматичными дромадерами, сложенными на земле одеялами и их владельцами, взирающими на меня с благоговейным трепетом, пока не угодил прямехонько в объятия Доротеи.
– Еще немного, и ты сбил бы меня с ног, как пьяный шофер, Владыка! – рассмеялась
– Нет. Спасибо, что нарушила ход моих размышлений, Дороти. Уж очень они были безрадостные, эти самые размышления!
– Мои тоже, – вздохнула она. – Я уже говорила тебе, что мне страшно?
– Говорила. А я, часом, не отвечал тебе, что мне тоже?
– Отвечал, с завидным постоянством. Извини, но в твоих устах это утверждение звучит не слишком убедительно.
– Ну так вот, я говорил тебе правду. Наверное, это нормально. Мы с тобой – просто живые люди. По крайней мере, мы все еще ощущаем себя таковыми. Нас ждет неизвестность, а людям свойственно бояться неизвестности.
– Почему ты так упорно называешь себя обыкновенным человеком? – спросила она. – Я отлично помню, как подействовал на меня твой голос в самом начале нашего пути. Собственно говоря, тебе удалось воскресить меня из мертвых, и не только меня, как видишь… – Она небрежно махнула рукой куда-то в сторону неритмично колышущегося моря человеческих голов. – И еще я помню, что ты сотворил с храмом Сетха и как это выглядело со стороны!
– Я уже устал объяснять: я не совершаю чудеса, они сами со мной происходят, когда им приспичит. Это большая разница. Меня никто не спрашивает: «Эй, не хочешь ли совершить пару-тройку чудес сегодня после обеда?» Я ничего не решаю. Иногда я чувствую себя распахнутой форточкой, через которую в дом может ворваться все что угодно: и свежий ветер, и золотистый лист клена, и комья грязи, и шаровая молния… Но какая-то часть меня сидит в комнате вместе с вами и с ужасом ждет, что будет дальше. Так что мы в одной лодке.
– А что будет дальше, ты знаешь? – робко спросила она. – Чем все закончится?
– Какая разница, чем все закончится? – я пожал плечами. – Скорее всего, всех нас сметет неведомо кем затеянная буря, вот и все. Не думаю, что о нашей храбрости сложат легенды, поскольку делать это будет некому. Так что слава нам не светит… Тем не менее ничего страшного не происходит, наверное. Все мы с самого начала знали, что любая человеческая жизнь заканчивается смертью, это входит в условия задачи. Можно сказать, что нам еще повезло: никто никогда не обещал нам, что накануне конца с нами случится множество невероятных чудес. Тем не менее они уже происходят, и это только начало! Прежде чем умереть, мы успеем побыть куда более живыми, чем прежде. Не худший подарок напоследок.
– Это правда, – тихо сказала Доротея. – Я никогда не чувствовала себя такой живой. Мне никогда не удавалось так подолгу смотреть на небо, Макс. А теперь только этим и занимаюсь. Дромадеры бредут совсем медленно, и ритм их ходьбы примиряет меня с судьбой. Даже наша поездка через храм Сетха была чудо как хороша, хотя я ужасно боялась… И самое главное: никаких вареных яиц с гренками по утрам, никаких вечерних газет в метро по дороге со службы, никаких ежедневных поцелуев по привычке – жалких попыток избежать одиночества, прикасаясь к чужому телу. Рядом со мной нет никого из старых знакомых, но это к лучшему. Я больше не чувствую себя одинокой, скорее уж наоборот… Наверное, это и есть рай. Не земля, но дни обетованные. И кто я такая, чтобы жаловаться, что мне нельзя остаться в этом раю навсегда? Хорошо, хоть пустили постоять на пороге, не так уж мало!
По ее щеке скатилась одна-единственная слезинка, но губы невольно сложились в мечтательную улыбку. Мое сердце сжалось от нежности и восхищения. Вот это и есть настоящее мужество, вся моя бесшабашная храбрость без пяти минут бессмертного не стоила ее улыбки – куда уж мне!
«Этот парень, Аллах, помнится, говорил, что мое войско будет состоять исключительно из „мертвых духом», – вспомнил я. – Видел бы он сейчас ее лицо!»
По счастию, судьбе известно великое множество способов вернуть меня с небес на землю, и она с удовольствием применяет их на практике.
– Если я правильно понял, нам предстоит большое сражение? – Дракула внезапно возник откуда-то из-за моей спины.
– Что? А, ну да. Ты все правильно понял, князь, – кивнул я, пряча снисходительную улыбку. Я уже привык относиться к этому историческому персонажу, как к большому ребенку, трогательному, наивному и жестокому, как все дети.
– Я хотел спросить: мы будем брать пленных? – поинтересовался он.
– Не знаю. Не думаю… Впрочем, посмотрим, как сложится.
– Может, я пока колышков настругаю? – робко предложил он. – Мало ли что…
– Зачем?!
Я уже не знал, плакать мне или смеяться.
– Ну, может случиться так, что кто-то из пленных разгневает тебя и ты захочешь посадить его на кол, – с надеждой предположил Дракула.
– Не может!
Я все-таки решил, что в данной ситуации скорее следует смеяться. Доротея тоже тихонько хихикнула.
– Никто не знает заранее, в каком расположении духа ему предстоит пребывать на следующий день. Иногда в плен попадают люди, способные разгневать кого угодно, даже тебя, Владыка, – тоном знатока заметил князь Влад.
Робкий-то он робкий, но упрямый, как дюжина ослов!
– Поверь мне, твои колышки нам не понадобятся, – пообещал я. Посмотрел на его скорбную физиономию и сжалился: – Если тебе очень хочется, ты можешь их настругать, дружок. Но не обещаю, что я позволю тебе пустить их в дело.
– Ничего, там видно будет! – оживился Дракула. – Так я пойду поищу…
– Что ж, по крайней мере, он ушел вполне счастливым, – усмехнулась Доротея, глядя ему вслед.
– Ну и компания у нас! – я нахмурился, потом махнул рукой и расхохотался. – Теперь еще Герман Геринг пожаловал с товарищами. Надеюсь, ребята не передерутся в самый ответственный момент!
– Конечно, не передерутся! – успокоила меня Доротея. – Все, что случилось с ними при жизни, теперь не имеет никакого значения.
– Почему ты так думаешь?
«Почему»? Да хотя бы по собственному опыту. Впрочем, не только по собственному. Ты обратил внимание, как подружились Мухаммед и князь Влад? Основатель мусульманской религии и средневековый христианин – фанатик, пересажавший на кол сотни последователей нашего Мухаммеда… Старые разногласия больше никого не волнуют. Все мы гораздо мудрее, чем нам самим кажется, Макс. Мы очень хорошо понимаем, что такое конец, – если не разумом, то сердцем!