Мой Рагнарёк
Шрифт:
Так вот, одна из выбранных ею для меня песенок[7] оказалась тем самым единственным и неповторимым набором звуков, который почему-то был способен вытрясти из меня душу, а потом вернуть ее на место, чистенькую и посвежевшую, как старое пальто, побывавшее в американской химчистке. У меня довольно богатый словарный запас, но внятно объяснить, что именно делала со мной эта простенькая песенка, я никогда не смогу. Наверное, ни в одном из человеческих языков нет подходящих слов.
Несколько недель я не вынимал кассету из плеера, почти не вслушиваясь в остальные песенки, которые тоже были вполне хороши: 57 минут я существовал в режиме ожидания, потом
Но потом все внезапно закончилось, я был изгнан из неожиданно обретенного рая, магическая мелодия вдруг перестала меня трогать, словно она была апельсином, из которого я выцедил весь сок. Остались только пересохшие ошметки истерзанной мякоти и сморщенная оранжевая кожура. Моя нетерпеливая жадность все испортила, и какое-то время я чувствовал себя по-настоящему несчастным – как ни смешно это звучит. Именно тогда я понял, что частые прикосновения способны угробить любую страсть. Впрочем, мне так и не пришлось применить это полезное знание на практике. С тех пор в моей жизни не было ничего такого, что мне действительно захотелось бы сохранить навсегда.
Но сейчас мое сердце вздрогнуло так сладко, словно я слышал свою чудесную песенку в самый первый раз. Можно было подумать, что я все-таки оказался в раю и сладкоголосый ангел встречает меня на пороге.
Пару минут я наслаждался простым, но совершенно сокрушительным чудом, которое почему-то вдруг решило со мной случиться. Потом ухмыльнулся от удовольствия и наконец огляделся по сторонам. Только тогда я понял, что уже давно не один, и мое сердце внезапно сжалось от ужасающего предчувствия. Оно уже знало, что незнакомцы, чьи причудливые силуэты я едва мог различить в темноте, пришли сюда за моей жизнью и у них хватит могущества и упорства получить то, что они хотят.
– Не надо, – растерянно сказал я.
Сам не знаю, кого я надеялся уговорить.
– Надо, – возразил мне чей-то свистящий шепот. – Ты лишил нас хорошей добычи, но это не беда. Ты сам – наилучшая добыча! У тебя много жизней, есть что взять. Именно то, что мы ищем.
Разумеется, за моей головой явились грозные индейские боги – дружно, всем коллективом. Им не было никакого дела до нашего дурацкого «конца света» и моего – более чем высокого – статуса в созданной по этому случаю структуре. Эти хищники сошли со страниц совсем иных историй, и у них были свои представления о том, как следует поступать, когда земля начинает дрожать под ногами.
Они были гораздо старше и в каком-то смысле гораздо мудрее всех нас, как бабочка бывает мудрее философа: пока он размышляет о метаморфозах материи, бабочка переживает их на собственном опыте. Они оказались настолько иными, что даже для того, чтобы просто смириться с их существованием, мне следовало бы расстаться с большинством своих представлений о возможном – и это после всего, что успело со мной случиться!
Мне хватило одной тошнотворно длинной секунды, чтобы понять: эти красавчики пришли сюда с твердым намерением убить меня, и они это сделают, поскольку я никогда не был бессмертным – просто счастливым обладателем довольно большого, но все же конечного количества жизней.
– Забери меня отсюда! – я позвал невидимого Джинна, но он не откликнулся.
Я с ужасом понял, что мой могущественный телохранитель вполне мог передумать, сжалиться надо мной и все-таки предоставить мне возможность побыть в полном одиночестве – так мило с его стороны! Настолько несвоевременных подарков мне еще никогда не делали.
Причудливые существа обступили меня тесным кольцом. Япочувствовал их тяжелый неприятный запах, что-то среднее между ароматами дерьма и формалина. А потом я узнал его и содрогнулся. Однажды в юности я случайно зашел в грязную ветеринарную аптеку возле городского рынка. Тамошние стены были пропитаны этим запахом. Я сразу же подумал: «боже, это запах дурной смерти!» – и спасся из омерзительного помещения бегством.
Тогда я сам испугался собственной формулировки. В то счастливое время в моей романтической голове редко появлялись подобные образы – мрачные, точные и лаконичные. Теперь я испугался снова – черт, на сей раз у меня были все основания испугаться! Но еще больше меня страшило абсолютное спокойствие нападающих.
Если бы индейские боги испытывали ко мне враждебные чувства, если бы они собирались рассчитаться со мной за то, что я назвал их имена Одину, или вздумали предотвратить грядущий конец света, устраняя одно из главных действующих лиц, или просто разгневались, как бедняга Сетх, обнаружив на своем пути докучливое человеческое существо – о, тогда мне наверняка нашлось бы что им противопоставить! Но в глазах этих странных тварей я был всего лишь долгожданной пищей, лакомым куском, чем-то вроде бутерброда с икрой. Их общая убежденность парализовала меня, под тяжестью их голодных глаз я почти превратился в этот самый «бутерброд» – куда только подевалось мое хваленое могущество!
– Не думай ни о чем, лучше просто слушай музыку, это наш подарок тебе. Тот, кому суждено умереть, имеет право напоследок прикоснуться к лучшему, что у него было. Любая жизнь когда-нибудь заканчивается, теперь закончится и твоя. Пришло время умирать.
Шепот одного из моих убийц – судя по змеиной морде и пучкам перьев, жизнерадостно зеленых, как весенняя травка, со мной говорил Кецалькоатль – почему-то казался мне самым нежным и умиротворяющим звуком во Вселенной. Я больше не предпринимал никаких попыток спастись, даже вялых поползновений позвать Джинна – скорее всего, просто потому, что никак не мог поверить, будто смерть действительно стоит на пороге.
Наверное, я просто привык к тому, что мне все время как-то удается выкрутиться. То чудо какое-нибудь случится, а то просто просыпаешься и понимаешь, что все было обыкновенным ночным кошмаром. Так что перед лицом настоящей опасности я оказался невероятно медлительным и неповоротливым. А когда до меня наконец-то дошло, что все происходит на самом деле, было уже слишком поздно.
Хвала небу: я до сих пор не помню подробностей. И прикладываю все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не вспомнить. Знаю только, что мне пришлось умереть сотню раз кряду и каждая новая смерть была мучительнее (и утомительнее) предыдущей. Индейские боги забирали себе мои жизни, извлекали их из меня одну за другой, вытягивали, как тянут нерв из больного зуба, только этим самым «зубом» был весь я, без остатка.
Помню, что воля к жизни оставила меня, и я хотел только одного: чтобы все это закончилось как можно скорее, чтобы уготованная мне смерть оказалась обыкновенным небытием, которого я так боялся прежде, а не вечным умиранием.
А потом все это действительно закончилось. Я почему-то был по-прежнему жив, и меня кто-то обнимал за плечи, а перед моими почти ослепшими от боли глазами нечетко проступали контуры полузнакомого лица. Через несколько секунд я кое-как сфокусировал зрение и узнал это лицо.