Мой самый-самый...
Шрифт:
Бросаю тем же тоном, беззлобно передразнивая. Открываю глаза. Саша и не думает на это улыбаться, внимательно и серьезно смотрит на меня. Ждет.
Тихо вздыхаю, снова закрываю глаза. Он протягивает ко мне вторую руку и прижимает к себе. Утыкаюсь носом ему в выемку на шее. Ощущаю легкий поцелуй в макушку, жаркое влажное дыхание волосах. Вокруг такое безмолвие, пронизанное сбивчивыми ударами наших сердец. Время тянется и вязнет как нагретая карамель. Я не знаю, сколько секунд или минут утекает, прежде чем я начинаю глухо неразборчиво шептать, касаясь губами Сашиной кожи. Я будто себе шепчу - не ему. Слова с трудом скатываются с языка, шершавые, больные. Слова, которые мне хочется наконец проговорить.
– Он был такой маленький... Я почти ничего не видела...Лишь мельком успела взглянуть... Врач скорой почти сразу завернул...
И Саша сжимает меня крепче, до хруста в ребрах и плечах. Рвано выдыхает мне в макушку. Не обращаю внимание на то, что трудно теперь вздохнуть. Дальше сама себе говорю.
– Но я до сих пор помню его крохотное лицо...Это такая беспомощность...Такая...!!!Ты, кажется, умереть готов, чтобы исправить, а ничего не можешь...Ничего!!! И ты один...Настолько один... Вокруг люди, суета, крики, но это всё будто в другом измерении, а ты здесь и ты - ничто...
– Моя родная, - бормочет Саша прерывающимся шепотом и начинает меня целовать в лоб, виски в прикрытые дрожащие веки.
Только, когда его сухие губы касаются моих щек, понимаю, что они мокрые. Говорю дальше. Говорю...Говорю...Говорю...
– Я чувствовала, что это произойдет. Мне было так страшно, а ты не слушал меня, не слышал совершенно...Если бы я так не испугалась тогда за тебя...Если бы ты был рядом...Если бы...
Спазм окольцовывает горло.
– Я знаю, родная, - он прижимается губами к моему лбу. Его дыхание прерывистое и совсем мокрое, или это следы моих слёз. Или его. Я не понимаю.
– Когда я узнал, я почувствовал тоже самое. Бессилие, Лиз. И стыд. Что это случилось, что я виноват, что не могу ничего изменить. Что моей жене плохо, что мой ребенок умер, а я даже приехать не могу. И то, что ты не сказала мне сразу, а потом не говорила со мной по телефону дольше минуты, да еще таким ледяным голосом...Я...- Сашка переводит дыхание, нервно потирая лоб. Его голос, дрогнув, срывается, и я затаиваюсь, ловя каждое мгновение и обращаясь в слух, - Я понимал, что ты винишь меня, уже понимал. Но, когда я зашел в палату, и ты подняла на меня глаза... Меня будто под дых ударили – у тебя такое лицо было. Я не знал, что сказать. Я пытался говорить с тобой, но ты словно спряталась за пуленепробиваемой стеной. Это такая боль, Кис, - видеть твое горе, читать молчаливое обвинение в глазах и одновременно слушать, как ты с фальшивой улыбкой говоришь, что все уже прошло, переживем, и ты не собираешься об этом говорить. Мне так хотелось тебя трясти, пока голова не отвалится, чтобы ты хотя бы покричала на меня, сорвалась. И одновременно было так страшно, что начну ворошить, а ты просто от меня уйдешь. Что мы этих выяснений, кто прав, кто виноват ни черта не выдержим. И я поддался тебе, Лиза. Ты наверно сильнее меня, я поддался. Ты делала вид, что все нормально, и я тоже делал, и даже как-то забылось все, да, Кис? И действительно казалось нормальным, только вот оно таким не было. И я сейчас так жалею, что не вытряс из тебя истерику еще тогда...в больничной палате. Там были голубые стены, я почему-то запомнил.
– Голубые, да...- судорожно всхлипываю я, давясь накатывающими слезами, которые влагой оседают на Сашкиной шее и груди.
Замолкаем. Тяжело рвано дышим в вязкой теплой темноте. Внутри такое опустошение, что кружится голова, обнимаю Сашу за шею крепче, его руки вдоль моего позвоночника. Щупают, гладят.
– Прости меня, любимая, я не смог, - снова прерывисто тихо-тихо шепчет мне в макушку, - Пожалуйста, прости меня...
Вытираю мокрые щеки о его широкую грудь, прочищаю спазмирующее горло, и сбивчиво выливаю из себя отрывистые, глубоко спрятанные обиды дальше.
– А ты помнишь, что через месяц мне сказал? "Не переживай, Кис, давай попробуем еще"...Будто мы детей у деда Мороза заказываем, и он просто в этот раз не принес...
– А ты молча пошла и спираль вставила, - отзывается обиженно Сашка, целуя меня в висок.
– Потому что это мое тело!
– всхлипываю.
– Но могла бы и вслух сказать, что это задело тебя. Я как лучше хотел...Я думал, может, это поможет. Ведь надо же дальше жить...
Опять замолкаем. У меня льются беззвучные горячие слезы, опухает нос, во рту солоно, Сашка то крепче обнимает, то отпускает, словно баюкает, и это правда успокаивает.
– Ты появился на связи только через сутки...- шепчу горько еще через пару минут, - Такой счастливый голос... Я тогда ненавидела тебя...
– Я почувствовал, - трется подбородком о мой висок, прижимая крепче.
– А потом весь Домбай еще спрашивал у меня подробности, все эти охи - вздохи, рассказы про чьих-то родственниц, подруг и как было у них. Я год выслушивала истории про все существующие отклонения в беременностях, Саш...
– Я помню, да, - и я впервые за этот наш разговор чувствую кожей, как его губы растягиваются в слабой улыбке, - Помнишь, как я в Нину оливку кинул, когда она начала про то, что надо было себя беречь? Прямо в лоб.
– Это ты был?
– охаю, - Я думала, Левка, и он случайно!
– Ну я на него свалил, он был не против. Помнишь ее лицо? Я думал, у нее челюсть стол пробьет.
– Да-а-а!
– я вспоминаю картину маслом, как Нина разрывается на сотни маленьких Нин от возмущения, и заливаюсь тихим смехом.
Мы оба. Внутри будто горячие мыльные пузырики схлопываются. И становится легко- легко. Исцеляющий эффект резкой смены эмоций.
– Мне было легче ненавидеть весь мир вокруг, чем тебя, - тихо признаюсь, отсмеявшись, - И я так далеко всё запрятала, что, казалось, и забыла. А сегодня, с Левкой, будто тот день заново пережила, вот только ты был рядом, и конец другой. Счастливый. Понимаешь?
Смахиваю дорожки слез с щек и глажу Сашкину щетину на подбородке, смотря на его приоткрытые губы. Выше, в глаза, не могу пока.
– Вот и позволь мне быть рядом, Кис, - задирает пальцем к себе мое лицо, - У нас все будет хорошо. Хочешь, в терапию пойдем? Скажи, что хочешь?
У Сашки тоже глаза мокро блестят, лицо, кажется, пошло красными пятнами - сложно сказать в темноте, но направленный на меня взгляд, полный отчаянной надежды, я вижу даже слишком отчетливо. Кусаю губы, прежде чем сказать:
– Саш, нет, я пока не хочу.
– Хорошо, к мозгоправу не пойдем, - тут же отзывается, и я невольно улыбаюсь, улавливая в его голосе нотки чисто мужского облегчения.
– Саш, я не только про это, - перебираю пальцами мягкие колечки волос на его груди, чуть хмуря брови, - Вообще пока…Ничего не хочу.
Осекается, сводя брови на переносице, вглядывается в мое лицо.
– Лиз, я понял про Домбай. Хорошо…Хорошо, давай я попробую в Москву переехать, сейчас сделаю ремонт и…
– Я не представляю тебя в Москве, - качаю головой, прижимая ладонь к его щеке.