Мой смелый граф
Шрифт:
Резкие очертания его губ смягчились.
— Значит, вы возражали против работы по дому?
— Да нет, только против мытья посуды. Меня вырастила бабушка, она выступала против рабства и не любила тратить много денег на прислугу. Поэтому мы делали всю работу по дому сами.
— Какую часть Юга вы называете родиной? Я не могу определить ваш акцент.
Холли замолчала, поняв, что наговорила лишнего о своем прошлом. И назвала первое же место, которое пришло ей в голову:
— Я из Чарлстона. — И как ваша фамилия?
— Ки… Кемпбелл, —
Джон сказал кебмену свой адрес и открыл дверцу кеба. С осторожностью, удивившей Холли, он усадил ее на сиденье.
В кебе он уселся напротив нее и вытянул свои длинные ноги. Скрестив руки на груди, он устало закрыл глаза.
Холли поняла, что он не склонен к разговору, поэтому больше ничего не сказала и стала осматриваться. В кебе было темно, если не считать тусклого света, проникавшего через оконце. В воздухе стоял застарелый дух сигарного дыма, человеческих тел и въевшийся запах грязи, присущий вещам, которые использовались долго и часто.
Она услышала, как кебмен ругает лошадей, потом кеб неожиданно бросило назад. Холли не ожидала внезапного рывка. Ее швырнуло вперед, и она оказалась на твердых коленях лорда Аптона.
— Проклятый дурень, — тихо обругал он кебмена.
Холли хотелось провалиться сквозь землю. Щеки ее пылали так, словно с нее сдирали кожу. В довершение она остро ощутила чистый, пряный аромат, исходивший от него. Она подняла голову, уставилась на пояс его брюк и выдавила из себя отрывистым шепотом:
— П-прошу прощения.
— Не двигайтесь, — попросил он таким напряженным голосом, словно на шее у него была веревка. — Разрешите мне помочь вам. — Он обхватил ее стан и усадил обратно на ее сиденье. — С вами все в порядке?
— Конечно.
Не в состоянии посмотреть ему в лицо, она уставилась в пол. Начинать светскую беседу было смешно, но молчание казалось ей невыносимым, невыносимо было и чувствовать на себе его взгляд. И она сказала на удивление спокойно:
— Я вижу, в Лондоне кебмены такие же пьяницы, как и везде.
— Я бы с удовольствием свернул ему шею. — Немного помолчав, он спросил: — Какая лодыжка вывихнута?
— Левая, но уже не так больно. — Холли собралась с духом и посмотрела на него. Он исследовал взглядом мыски ее башмаков.
— Нужно бы посмотреть, не сломали ли вы ее. Когда вы сейчас упали, вы могли еще больше ее повредить.
— Право, со мной ничего не случилось.
Он не обратил внимания на ее слова и, протянув руку, поднял ее левую ногу, прежде чем она успела возразить.
— Я не причиню вам боли… — Он немного сдвинул кверху подол ее юбки.
Потом добавил, словно почувствовав ее смущение:
— Я только на минутку. — Держа ее ногу, он снял с нее башмак и обхватил лодыжку пальцами.
Холли надеялась, что он не заметит дырки на пятке ее шелкового чулка. Но прикосновение его пальцев к ее ноге сразу же заставило ее забыть о дырке. Она удивлялась,
— Кости не сломаны. — Он снова надел башмак, потом осторожно поставил ее ногу на пол. — Врача звать не придется.
— Я все равно не разрешила бы ему себя осматривать.
— Вы не любите врачей?
Холи уставилась на свои руки и сказала:
— Я их боюсь с тех пор, как моя бабушка умерла от кровопускания.
— Сочувствую. — Он не стал продолжать разговор на больную тему и только молча смотрел на Холли.
Поначалу она не заметила, что вата под сиденьем, сбившись, образовала комок, который впился в нее снизу. Однако теперь неприятное ощущение мешало ей почти так же, как испытующий взгляд его золотистых глаз. Она оперлась руками о сиденье и подвинулась в сторону, но попала рукой в дыру кожаной обивки. Холли бросила взгляд в его сторону и увидела, что он смотрит на нее с непроницаемым выражением на лице. Она незаметно вынула руку из дырки, надеясь, что он не заметил ее промаха.
Но из дыры вывалился комок ваты и пристроился как раз рядом с ее бедром. Мысленно проклиная обивку, дыру и все потрепанные кебы, вместе взятые, равно как и кебменов, она смяла грубую вату и сделала слабую попытку запихнуть ее обратно, пока он ничего не заметил.
— Вам помочь? — протяжно спросил он грудным голосом, в котором сквозила насмешка.
— Нет-нет! Я просто хочу засунуть ее обратно. — Чем старательнее она заталкивала вату в дыру, тем больше та сопротивлялась. Нелепость ситуации пробудила свойственную ей смешливость. Она поневоле улыбнулась. Потом заметила угрюмое выражение на его лице и громко рассмеялась.
— С вами все в порядке?
— Простите, ради Бога, — пробормотала она, всхлипывая от смеха. — Не смогла удержаться. Сегодня вечером у меня сплошные неприятности. Сначала на меня напали мерзавцы, потом я вывихнула лодыжку. Потом кебмен оказался пьян. Теперь вот это. — Она посмотрела на вату. — Скажите, что еще может случиться?
— Будем надеяться, что ничего. Разрешите я займусь ремонтом. — Он наклонился вперед и взял у нее вату. Ловким движением он сунул ее под порванную обивку.
— Проделано мастерски. — И она с улыбкой посмотрела на него.
— Поездишь в наемных экипажах — всему научишься.
— А я думала, что у графов есть собственные кареты.
— У данного графа ее нет. — Его слова прозвучали весьма едко. Он уставился в окно, не обращая внимания на Холли.
Молчание стало напряженным, джентльмен просто излучал раздражение. Что она такого сказала? Просто старалась поддерживать приятный разговор. Некоторое время она смотрела на его профиль, потом пожала плечами, отвернулась и тоже стала смотреть в окно. Если все английские графы так чувствительны и раздражительны, вряд ли ей захочется обзавестись подобными знакомствами.