Мой старый добрый враг
Шрифт:
— В смысле?
— Снова собрать отряд воедино. После того как Южные Пещеры рухнули, Деймер… — он посмотрел на лежащего без движения рыцаря, — …исчез, а ты ушла, все как-то незаметно отдалились друг от друга. Половина воинов вернулась в степи, кто-то остался в Гринморе служить в царской охране, кто-то повесил топор на стену и с головой ушел в мирную жизнь. Спиртус, например, перекупил у Хамлоса харчевню «Толстый кабан», растолстел и совсем зазнался…
— Представляю, — фыркнул длиннохвостый, — что у парня за радость: ешь, пей, и всё —
— Харчевня пользуется спросом, — пожал плечами Таврус. — Когда Спиртус был у меня в последний раз, говорил, что подумывает о расширении предприятия.
— Бизнесмен, блин!.. — расхохоталась я. — Черт возьми, только сейчас поняла, как я по всем вам соскучилась! По тебе, по Спирту, по ребятам… Мне без вас так плохо было, ты себе представить не можешь!
— Могу, — по-отечески улыбнулся полковник. — Нам тоже…
Мы помолчали, глядя на огонь.
— Мы тогда весь дворец перевернули, — сказал варвар, — тебя искали. Столица на голове стояла…
— Ну конечно, — обронил Мыш, — национальная гордость, сама Бешеная — и на тебе! Как пивом смыло!..
Я улыбнулась:
— Похоже, теперь я национальный позор!.. Угон повозки, нанесение телесных повреждений, ограбление, освобождение особо опасного преступника…
— Брось! — пренебрежительно сказал хвостатый, снова перелезая на стол. — Подумаешь! В первый раз, что ли?..
— Ну, да… — Я зевнула. — Таврус, будь другом, кинь мне на пол какую-нибудь дерюжку. Глаза закрываются… как говорила Скарлетт О'Хара, подумаем об этом завтра…
Проснулась я глубокой ночью. Зевнула, перевернулась на другой бок — и поняла, что больше не засну. В принципе, неудивительно, если учесть, что сон сморил меня средь бела дня… В хижине было тихо. Откуда-то из-за двери доносился сочный храп Тавруса. Ой, как неудобно! Выгнали бедного полковника на улицу… Стыд и срам. Я обернулась одеялом, как римский патриций, и встала с соломенного тюфяка на полу. За окошком было темно. На столе, обняв правой лапой кусок хлеба, посапывал Мышель. Со стороны кровати доносилось тяжелое дыхание спящего рыцаря. Я взяла табуретку и села рядом. Он уже меньше походил на мертвого… Таврус сказал, что ничего смертельного. Будем надеяться…
— Бедный ты мой, — прошептала я, осторожно погладив его по щеке. — За что они тебя так?.. Сволочи…
Черные ресницы Ригана дрогнули. Он пошевелился и, скрипнув зубами от боли, медленно открыл глаза. Зеленые-зеленые, такие знакомые кошачьи глаза. Блин, как же я его люблю!..
— Привет, — сказала я. Рыцарь моргнул.
— Меня… отправили в рай, как великомученика?.. — криво улыбнулся он. — Странно…
— В лоб дам! — нежно сказало мое командирство, беря его за руку. — Рай тебе не светит, а этажом ниже — рановато…
— Я… не умер?
— С какого перепугу?! Выглядишь, конечно, как Франкенштейн недоштопанный, но полковник сказал, что выживешь. Он и не таких видел, так что верить ему
— Таврус?.. Он… здесь?..
— Ну, вообще-то, мы у него дома.
— Нельзя… — хрипло пробормотал Риган, силясь встать. — Они за мной… придут…
Я уложила его обратно:
— Как придут, так и уйдут!.. Не дергайся, тебе вредно. Лучше скажи, кто тебя так разукрасил?
— Не помню. — поморщился он. — Да и неважно… это правда ты?
— Нет, это бред, вызванный родильной горячкой! — не выдержала я. Он улыбнулся:
— Боялся… не увижу… Я слышал, ты ушла…
— Значит, вернулась, — я приложила ладонь к его губам, — тсс!.. Спи. Сон — лучшее лекарство.
Он с беспокойством посмотрел на меня:
— Опять исчезнешь?..
— Ни за что! — решительно ответила я. — Сама не хочу!
— Правда?..
— Где ж я себе еще одного такого дурака найду?!
Он снова улыбнулся и закрыл глаза. Дыхание выровнялось. Ну, слава богу!.. Теперь я действительно верю, что всё будет в порядке…
Посидев еще полчасика у кровати, тихо млея от созерцания вновь обретенного мужчины моей жизни, я поднялась с табурета. Курить хотелось до умопомрачения, а сигареты я умудрилась где-то посеять… Осторожно, чтобы никого не разбудить, я облазила все закутки в Таврусовой лачуге… Он, само собой, не курит, но чем черт не шутит? Сейчас я согласна даже на мятый бычок годичной давности!..
Главное — ведь ноздри улавливали слабый табачный запах! Значит, где-то определенно имеется заначка… Хищно поводя носом, я встала на колени и заглянула под стол. Ага! Сундучок!.. Ладно, полковник меня простит… Секунду поколебавшись, я выдвинула его из темного угла и откинула крышку. Внутри лежала аккуратно сложенная моя одежда: штаны из замши, куртка — те, что мне сшили во дворце. Рядом — царский плащ, подбитый мехом, сверху — деревянная трубка и кисет. Это же всё мое!.. Я зашмыгала носом…
Проснулся Мышель:
— Ты чего, мать?.. Ревешь, что ли?!
— У-у-у…
— Чего стряслось?! — Он спрыгнул на пол и подбежал ко мне. — Неужто — помер?..
— Тьфу!.. Совсем ты, что ли?.. Еще чего не хватало… Смотри, что я нашла.
— Шмотки… — заглянув в сундук, сказал он. — И что?
— Так мои ведь, понимаешь! Он их хранил… всё это время…
— Ну, и в чем проблема-то?! — не понял крыс.
— Не хочу-у… — размазывая слезы по щекам, провыла моя светлость. Мыш хлопнул себя по лбу:
— Чего «не хочу»?! Говори ты толком!
— Обра-атно не хочу!.. Понял?!
— Ах, вот оно что… — допетрил хвостатый и сконфуженно умолк. Потом тронул меня лапой. — Ладно, кончай хлюпать. Пошли, покурим…
Я кивнула и, переодевшись в только что найденные вещи, набила трубку. Прикурила от очага и, тихо приоткрыв дверь, выскользнула наружу. Таврус, привалившись спиной к бревенчатой стене, мирно похрапывал. Я на цыпочках прошла мимо него и уселась на стоящий посреди двора чурбан для колки дров. Мыш устроился на моих коленях.