Мой старый друг Мефистофель
Шрифт:
Черный зрачок ствола и лязг затвора моментально остудили его. Приказав надеть наручники оглушенного напарника, Бородин забрал у него пистолет Макарова, портативный диктофон, вторую пару наручников и мобильный телефон.
– Тебя как завут?
– Виктор.
– Ну, вот что, Виктор, внимательно послушай, что скажу. Тебя мне совсем не жалко - маму твою жалко. Она тебя в муках родила, настрадалась, наверное, пока вырастила, надеялась, а ты стал бандитом. Лично я не хотел бы, чтобы она снова страдала - по поводу твоей безвременной кончины... Короче говоря, чтобы сохранить свою шкуру, сделай одно дело...
Тихий голос и пронзительный, холодный взгляд этого седого человека с усталым
– А -а... что нужно?
– пролепетал он.
– Позвони Одинцову, скажи, что мы тут мило беседуем и я готов выдать то, что его интересует, но только в том случае, если он лично приедет сюда. И добавь, что разговор будет наедине. Голос твой должен быть спокойным, уверенным и чтоб без шуток.
... Тревожное ожидание затягивалось. Когда стало совсем невмоготу, зазвенел дверной звонок. Бородин впустил гостя, запер дверь и рывком вытащил из-за пояса автомат. Увидев оружие в руках Бородина и своих молодцов в наручниках, Аркадий Петрович рванулся, было, к выходу, но удар кулаком в челюсть поверг его на пол. Оружия при нем не оказалось - подвела самоуверенность.
Не привыкший к такому обращению Одинцов пришел в ярость и готов был наброситься на обидчика, но вовремя сдержался, поняв, что может нарваться на еще большую неприятность. "Купился как последний лох, - с отчаянной злобой думал он, вытирая носовым платком кровь на губах.
– Ну, ничего, этот отставной мент мне дорого заплатит".
– Перейдем к делу, - сказал Бородин, усадив Одинцова в кресло.
– Меня интересуют обстоятельства смерти Костича.
– Я не врач.
– Знаю. Вы - палач.
– Ложь. Вашего Костича никто и пальцем не трогал.
– Значит, просто гостил у вас, хотите сказать?
– Был, не был... Вот вы у нас в гостях обязательно побываете. И разговор будет особый.
– Угрожаете? Но сначала надо заполучить меня.
– Под землей сыщем, не спрячетесь. И тогда позавидуете Костичу.
Подвели-таки Аркадия Петровича нервы, сорвался, сказал лишнее и не заметил включенный диктофон.
Бородин позвонил Мудрову и попросил прислать оперативную группу для задержания лиц, подозреваемых в причастности к похищению профессора Костича и уличенных в незаконном ношении огнестрельного оружия.
Арест Одинцова наделал много шума. Бородин понимал, какое осиное гнездо разворошил, и пришел к выводу, что оставаться в городе опасно. Пока он прикидывал, куда отправиться, его снова начали "пасти". В одну из ночей разбудил телефонный звонок. Хриплый голос с издевкой спросил:
– Ты еще живой? Ну-ну...
Провокационный звонок не слишком напугал его, но ускорил приготовления к отъезду. Бородин продал контору и ценные вещи. Потом попросил Мудрова оказать еще одну услугу - дать на пару часов машину.
В предрассветных сумерках он простился со своей старой квартирой и попросил водителя передать дубликаты ключей Мудрову, чтобы присматривал за ней. Стремительно поколесив по городу, машина выскочила на загородную автотрассу. Навстречу изредка проносились машины, но сзади ни одной не было видно. Бородин облегченно вздохнул. Через час на железнодорожной станции соседнего города он сел в купе поезда, следовавшего в Алма-Ату.
Давно знавшие Евгения коллеги из алма-атинского уголовного розыска на неделю гостеприимно приютили его, свозили на Медео и помогли сесть в самолет, улетавший в Ганновер.
...Прилетевшие с ним шоп-туристы моментально испарились, а ему спешить было некуда. На ломанном английском языке (немецкого не знал) Бородин кое-как навел справки в аэропорту о недорогом жилье.
Гостиница, которую ему порекомендовали, была человек на шесть, с крохотными комнатушками, зато чистая и самое главное - с полным пансионом. Хозяйка фрау Хильде, вдова лет пятидесяти пяти, одна управлялась с гостиницей и с кормлением постояльцев. Скромность, вежливость и обходительность нового клиента пришлись ей по душе. Узнав, что он ищет работу, фрау Хильде предложила поработать у нее. В обязанности Бородина входили подсобные кухонные работы, покупка продуктов и доставка белья в стирку. Он был весь день на ногах, но платила вдова так скупо, что на жизнь едва хватало.
По вечерам фрау Хильде любила пропустить рюмку-другую ликера с чашечкой кофе и иногда за компанию приглашала Евгения. Они разговаривали о разных разностях каждый на своем языке, но каким-то образом ухитрялись понимать друг друга. Эти беседы немного скрашивали жизнь Бородина. Одиночество в чужой стране, оторванность от привычных дел все больше угнетали его. Просыпаясь в серых сумерках, он с тоской отгонял тягучие мысли о том, что вот и наступил еще один день - такой же безликий, долгий, как вчера, позавчера... Никто его не ждет и не с кем даже поговорить по-русски. В последние дни он несколько раз вдруг замечал, что разговаривает сам с собой. "Здесь, пожалуй заскучаешь и по российской грязи", - с горькой иронией думал он. Экономя деньги, Бородин отказался от многих маленьких удовольствий, оставив неизменной лишь привычку делать по утрам зарядку с пятнадцатиминутной пробежкой и прогуливаться в вечерние часы по улицам, удивлявшим его чисто вымытыми тротуарами, нарядными домами, обилием цветов и аккуратно обрезанными деревьями.
Как-то один из постояльцев гостиницы, немного говоривший по-русски, поведал Бородину, что собирается уехать во Францию, чтобы подзаработать на уборке винограда. "А не поехать ли и мне туда?" - задумался Бородин. Оставаться здесь не имело смысла. Но не только безысходная тоска укрепляла его решимость. С некоторых пор он начал замечать, что его седина покрывается каким-то сероватым налетом, разглаживается кожа на лице, исчезают складки под подбородком и на шее, наливаются молодой упругостью мышцы. Сомнений не могло быть - запущенный Кастусем механизм омоложения заработал! Исподволь совершающийся переход к состоянию, в котором Евгений находился больше тридцати лет назад, постепенно становился все более заметным, настолько заметным, что фрау Хильде стала с нескрываемым любопытством поглядывать на него.
С германским видом на жительство Бородин держал путь во Францию - в облюбованную им виноградную провинцию в междуречье Соны и Роны. Он не отходил от вагонного окна, вбирая в память пейзажи ухоженной объединенной Европы. Сейчас трудно было поверить, что не в таком уж далеком прошлом ее заливала кровь варварской резни, войн, революций и пылали костры инквизиции. Европа сполна заплатила за цивилизацию и первой прошла свой путь к ней. Теперь за цивилизацию платит Африка хаосом междоусобных войн, тысячами и тысячами жертв. А Россия? Страна с великой духовной и материальной культурой, богатая талантами, слишком много накопила взрывчатой энергии, которую безответственные политики ради захвата власти обратили против собственного народа. И это тоже страшная плата за цивилизацию, которая все еще продолжает вноситься. Раздираемая политическими и региональными противоречиями, борьбой за власть, растущей преступностью, разграбляемая олигархами и чиновничьей коррумпированной верхушкой, не до конца порвавшая с тоталитарным прошлым, трагически опаздывающая задействовать свой огромный духовный и природный потенциал перед все новыми вызовами бурного и жестокого ХХ века, Россия надолго замерла в ожидании то ли бури, то ли божьей благодати.