Мой суженый, мой ряженый

Бочарова Татьяна Александровна

— Ну и хорошо, — сказал Санек. — Зато будет настоящий Новый год. А то вечно в Москве слякоть и оттепель.

Женя, однако, вскоре замерзла, и они ушли обратно в вагон. Санек принес кипятку, всем купе заварили чай, достали домашнюю снедь и вкусности и устроили пир. Затем снова играли в карты. Потом рассказывали анекдоты — Санек знал их особенно много, и девчонки животики надорвали от смеха.

Незаметно начало темнеть. За окном висело серое, низкое небо. Пейзаж сделался черно-белым, лишенным ярких красок.

— Почти приехали, — зевнув проговорила

Настя.

Наташа и Оля начали собирать вещи. Снова появился Лось, на этот раз в сопровождении Анны Анатольевны.

— Осталось двадцать минут. У вокзала нас ждет автобус. Вас отвезут в общежитие, там приведете себя в порядок, перекусите. В половине восьмого общий сбор внизу, в актовом зале. Я зачитаю расписание на завтра и после этого всем спать. День предстоит тяжелый, ни минуты свободной не будет. Вам понятно?

— Понятно, — недовольно произнесла Люба. Дождалась, пока Лось покинет купе, и скорчила ему вслед забавную мину. — Он с нами, как с детьми. Того нельзя, этого. Тоска, одним словом.

— Просто он волнуется, хочет, чтобы мы хорошо выступили, — пояснила Наташа.

— Да ведь мы не только выступать едем, но и потусоваться. Я, к примеру, не собираюсь ложиться спать в девять. Давайте лучше соберемся у кого-нибудь в номере и устроим дискотеку. Кто за?

— Я. — Санек с готовностью поднял руку.

— Женюра, а ты? — спросила Люба.

— Я — нет.

— Почему?

— Не хочу нарываться. Раз руководитель велит отдыхать, он, вероятно, знает, что делает. Было бы свинством наплевать на его слова.

— Придется нам отплясывать без нее, — с грустью констатировала Люба — и бросила кокетливый взгляд на Санька.

Тот сделал вид, что не заметил этого.

Поезд начал притормаживать. Из коридора слышался шум и веселые, возбужденные голоса. Люба встала и стащила с вешалки дубленку. Вагон дернулся и встал.

— Питер! — радостно взвизгнул кто-то. Раздался могучий топот ног, будто по вагону несся табун лошадей.

— Тише, тише! — покрывая общий гул, звучал мощный голос Лося. — Не торопитесь, все успеют выйти. Шеи друг другу не переломайте!

Автобус ждал при выходе с вокзала. Это был вместительный, мягкий «Икарус».

— Чур, я не в хвосте, — с порога громко заявила Люба. — Меня укачивает. Может стошнить.

Сидевший возле водительской кабины Вовка Егоров тут же безропотно встал, уступая ей место.

— Спасибо, Вовик. — Люба чмокнула его в щеку и плюхнулась в кресло рядом с тенором Пашей Звонаревым.

Егоров пошел по салону искать свободное сидение. Женя и Санек устремились за ним. Все трое устроились ближе к хвосту. Подошел еще народ, постепенно автобус набился до отказа. Молодой усатый шофер выбросил в снег окурок, затоптал его ногой и, сняв куртку, уселся за руль.

— Трогай! — весело крикнули ему сзади из салона.

Водила усмехнулся в усы.

— Я вам не извозчик.

Он, не торопясь, завел мотор, «Икарус» мерно загудел и поехал, рассекая темень мощными фарами.

Дорога заняла чуть меньше часа. Общежитие находилось за чертой города, в лесопарке.

Это было трехэтажное здание старой застройки, когда-то принадлежавшее студентам пищевого техникума. Теперь техникум давно расформировали, а дом, требующий капитального ремонта и бывший муниципальной собственностью, использовали от случая к случаю — то проводили в нем молодежные слеты, то размещали участников детских Олимпиад, а одно время даже сдавали в аренду под склад. Помещение было вполне пригодным для жизни: на первом этаже располагалась вместительная столовая и актовый зал, на втором и третьем — двухместные номера, в каждом из которых имелся душ и туалет.

Женя и Люба осмотрели свой номер и остались им довольны. Дизайн, конечно, не фонтан, но зато тепло и довольно чисто. Аккуратно заправленные деревянные кровати, столик у окна, на полу коврик. Пара стульев и овальное зеркало в потрескавшейся от времени раме.

Люба тут же раскрыла чемодан и вывалила на постель груду тряпья, разные флакончики и коробочки, фен и щипцы для завивки.

— Кто первый в душ?

— Если не возражаешь, я, — сказала Женя. — А то я с утрам помыться толком не успела, так спешила.

— Ну, валяй, — согласилась Люба.

Женя сняла дорожную одежду и влезла под горячую воду. Она по-прежнему чувствовала себя неважно и с удовольствием последовала бы совету Лося — поужинав, улеглась бы на боковую. Через шум воды до нее долетал голос Любы — та во все горло распевала хоровые партии.

Женя закончила мыться, вытерлась пушистым махровым полотенцем, накинула халат и вышла из ванной.

— Все? — обрадовалась Люба. — Быстро ты. Я думала, застрянешь там на час.

Она скинула шмотки и юркнула в еще окутанную паром душевую.

Женя натянула каждодневные джинсы, свитер, подколола волосы и села у окна. За стеклом был непроглядный мрак. Лишь вдали светил один-единственный фонарь. Из темноты выступали неясные силуэты елей.

«Как в сказке, — с восторгом подумала она. — Можно будет встретить Новый год на улице. Нарядить живую елку и водить вокруг нее хороводы».

В дверь постучали. Вошел Санек. Вид у него был свежий и бодрый.

— Ну, как вы тут разместились? — спросил он, с любопытством оглядывая комнату.

— Неплохо, — проговорила Женя.

— Любка где? В душе?

— Разумеется.

— Я внизу был. Там такой шведский стол, закачаешься! Можно уже идти ужинать.

— Надо бы Любку подождать, — засомневалась Женя. И тут же почувствовала, как сводит желудок голодной судорогой. Шутка сказать, она за целый день съела лишь пару бутербродов.

— Придет твоя Чакина, что ты за нее беспокоишься. — Санек небрежно махнул рукой.

— Ладно. — Женя решительно встала со стула. — Идем.

Они спустились вниз. Санек оказался прав: стол просто ломился от закусок. Здесь было все, чего только душа ни пожелает: и салаты, и пирожки, и деликатесные фрукты, и сладости. На отдельном столике в углу дымились несколько чайников с кипятком, на широком блюде лежала горка пакетиков с чаем и кофе.