Мой властный миллиардер
Шрифт:
Всё это «богатство» шевелилось, колыхалось, двигалось, дышало, привораживая намертво. Казалось, что она танцует, выделывает какие-то немыслимые па ногами. Очень хотелось уловить ритм и - неожиданно - подстроиться, двигаться с нею в такт.
В-третьих, у доньи Браво росли усы - торчали во все стороны над верхней губой грубые чёрные волоски. Невероятно, но это не отталкивало, а заставляло пялиться на неё ещё пристальнее. У неё, как и у сына, крупный, с горбинкой нос. И если у сына такой шнобель смотрелся благородно, у сеньоры он воистину выглядел как
Ну, и в-четвёртых, у неё очень красивые глаза - ореховые, живые, говорящие. Тяжёлые, явно крашеные в жгуче-чёрный цвет волосы заплетены в толстую косу и уложены огромным бубликом на затылке.
А ещё у сеньоры Браво массивные золотые серьги кольцами, что делает её похожей на цыганку. Мягко говоря, впечатлений мне хватит надолго.
– Насть...
– А?..
– мне трудно сфокусироваться: две речи сплетаются воедино, и уже не совсем понять, кто и что говорит, потому что Изабель тоже лопочет на испанском довольно бодро. Подозреваю - почти идеально.
– Рот прикрой и улыбайся. Мы сейчас о тебе говорим.
Убила бы его за манеру без конца мной помыкать! Ну, ничего, я терпеливая. Будет ещё шанс отыграться.
– Рад познакомиться с вами, Анастасия, - дон Пабло по-русски говорит без акцента. Он берёт своими божественно прекрасными руками мою ладонь и прикасается губами. О, боги! Впервые в жизни мне целуют руку, да ещё с таким почтением! Вот это мужчина - и я понимаю! Не то, что некоторые.
– Наконец-то Владимир повзрослел.
За спиной недовольно каменеет «тело», но не возражает и не огрызается. Донья Долорес тоже не отстаёт - заключает меня в свои щедрые объятия. Она мягкая, как перина. Это неожиданно приятно. Никогда бы не подумала. От неё приятно пахнет не духами, а специями, кофе, какой-то чертовщиной. Почему-то хочется прижаться к её дыням и подставить голову под пухлую ладонь. Да можно и не подставлять - она сама гладит меня любовно по волосам, что-то приговаривая.
– Бабуля говорит, что ты очень красивая сеньорита, - переводит Белка, - а ещё жалеет, что такая ягодка твердокаменному бесчувственному лбу досталась. Прости, Вова.
– Белка, ты бы причесалась и платье переодела. Скоро гости, а ты выглядишь, как Золушка после кучи дел и переборки гречки, - голос у Орловского недовольный.
– А мы тут сами как-нибудь разберёмся, у кого какой лоб.
Хочется хихикнуть, но я мужественно сдерживаюсь. Судя по всему, нелюбовь синьоры Браво на всех носителей фамилии Орловских распространилась.
– Простите маму великодушно, - извиняется дон Пабло, - она очень эмоциональная, часто говорит всё, что в голову приходит.
Он ласково берёт родительницу под локоток и уверенно уводит в сторону. Ловко у него получается отвлечь. При этом он мягко улыбается своими художественно полными губами. Лучики морщин пролегают возле глаз, придавая ему ещё большего шарма.
– И чем у нас занимается сеньор Пабло?
– Павлик у нас светило медицины. Выдающийся кардиохирург. Золотые руки. Что не мешает ему быть подкаблучником и приспособленцем.
Я наконец-то освобождаюсь от цепких миллионерских рук и поворачиваюсь, чтобы посмотреть в зелёные глаза, зацепиться взглядом на рельефную ямочку. Кажется, кто -то у нас злится.
– А по-моему, он просто любит твою мать и умеет сглаживать углы. Очень ценное качество.
– Возможно, - сжимает губы Владимир, наблюдая, как отчим играет с Цири. Вот уж кому щенок по нраву. Он искренне радуется вместе с Белкой.
– Спасибо, Володя!
– живо поворачивается он к нам.
– За что?
– холодно интересуется этот твердолобый тип и снова кладёт лапу на мою талию. Он будто боится, что меня украдут.
– За то, что не купил маленькое дрожащее создание на тонких ножках, - серьёзно произносит Павлик и щекочет пузико довольной жизнью Цирьки. Кажется, всё сложилось куда удачливее, чем я себе представляла.
– Всегда пожалуйста, - вежливо склоняет голову Вовка.
– Обращайтесь. В выборе щенков мне нет равных.
Бель сменила платье. Ей расчесали кудри. Начали подтягиваться гости. Взрослые и дети -странное сочетание роскошных людей и детского ора.
В столовой можно конём ходить. Пространство на две зоны поделено. Детские столы отдельно, для взрослых - своя «свадьба».
– Удерём?
– внезапно предлагает Орловский.
– А как же праздник? Ты же вроде здесь хозяин?
– теряюсь я.
– Здесь сегодня хозяйничает Маня. Это её праздник и её гости. Я лишь - удобное помещение и... в общем, не важно.
Но я догадываюсь, что он хотел сказать.
Он отдал им на растерзание квартиру. Он оплатил «банкет». Он купил подарок для сестры. Самый важный и самый главный. А они просто пользуются его добротой. Неосознанно захотелось его пожалеть, что ли. Почему-то чем дальше, тем больше Володя мрачнел.
Жалеть не выход. И он мне жалости не простит. Зато у меня есть сто и один способ, как его взбодрить.
– Удерём, если ты сменишь свой костюм на нормальную одежду.
Вован сразу же напрягается.
– Что в твоём понимании «нормальная»? Ту идиотскую футболку я больше в жизни не надену. И носки, прости, я выкинул.
– Джинсы, надеюсь, остались?
– тяжело вздохнула я. Пиджак он в клубе посеял. Ну, и на фиг он нужен. Лето на улице.
– Какая-нибудь тенниска? Футболка? Ты же спортом занимаешься?
Судя по его выражению лица, о тенниске я зря заикнулась.
– Ладно, - через долгую минуту отмирает Вова, - ты сама напросилась. Идём!
Он тянет меня за руку. Шагает стремительно. Я не успеваю за его напором. Он что, при мне собрался переодеваться?
– Посиди здесь. Тут тихо и спокойно.
Он заводит меня в свою комнату, по всей видимости, но ныряет в соседнюю. Там у него гардероб, я так понимаю. Рассматриваю чисто мужскую спальню. О, да-а-а. Не кровать, а сексодром. С размахом! Чисто, пустовато. Если закричать, наверное, эхо отзовётся.