Мой злой и нежный Серый Волк
Шрифт:
– Она все в ступе летает? – надо создавать впечатление, что я память потихоньку ко мне возвращается.
– Летает, окаянная.
– А Змей Горыныч что? – спросила я как о старом знакомом.
– А что он? Служит царю-батюшке. Огнем дышит, ежели выпьет лишку. Но, вроде, его заговорили от этого. После того как он в прошлом году почитай все посевы попалил. Пожар-то великий ты помнишь? Полыхали тогда поля в пол царстве.
– Смутно, – промямлила я в ответ. – И что, местное население осталось без урожая? Экономика царства сильно пострадала?
Няня печально вздохнула
– Голода не было? – сформулировала свою мысль иначе.
– Не было голода, голубушка. Золотом Змей Горыныч заплатил крестьянам. Да еще зерно за морем купил, обошлось без голода. Потом каялся на площади прилюдно перед палатами царскими, прощения просил. Добрый он в душе. А по молодости уж как куролесил! Сколько девок перепортил, и не сосчитать.
Похоже, меня занесло в сказочный мир. Хорошо это или плохо, пока не понять. Но не хуже, чем ютиться на съемном жилье и едва сводить концы с концами.
Хотя кто знает, что ждет меня в этой сказке? Вдруг она окажется страшной?
Ничего, прорвемся. После подлости моей дорогой сестры я готова к любым проблемам.
Глава 5
– Как моя доченька чувствуешь себя? – в комнату вплыла княгиня Пелагея. – Не болит ли головушка? Не кружится ли? – она запечатлела смачный поцелуй на моем лбу. Прогладил по волосам и посмотрела на меня глазами голодной крокодилицы.
За ее спиной стоял мой спаситель. Боярин Игорь окинул меня цепким взглядом и улыбнулся, как строй знакомой. Этот взгляд неожиданно смутил, я почувствовала, как краска заливает мое лицо. Натянула на себя одеяло до подбородка и отвела глаза в сторону.
– Хорошо себя чувствую, матушка, – торопливо ответила мачехе. – Голова не болит и не кружится.
– Какая же ты бледная, – печально вздохнула та в ответ. – Глаза мутные, ввалились, руки дрожат, – взяла она мою ладонь в свою.
Ничего у меня не дрожало. Но княгиня упорно пыталась сделать из меня больную.
– Васена, припадков у княжны не было? Глаза у нее блестят нездорово.
То ввалились, то блестят. Уже определилась бы!
– Не было припадка, княгиня, – няня смотрела в пол. – Да и не припадки это, – кинула она короткий взгляд на боярина. – В обморок падала княжна, было такое, а в припадках не билась никогда.
– Поговори еще! – цыкнула на нее княгиня. – Ты что, лекарка? Не соображаешь ничего, так и молчи, дура!
– Молчу, молчу, княгиня, – тихо ответила няня. – Только княжна не припадочная, – уверенно повторила она.
– Глупа ты, нянька как пень, не тебе судить, больна княжна или нет, – сердито произнесла княгиня, поправляя на себе тяжелое жемчужное ожерелье. – Из ума на старости лет выжила.
Не сказала бы, что няня стара. Женщина в возрасте, не более того.
Княгиня тяжело вздохнула, сокрушенно покачала головой, смахнула с глаз скупую слезу и уставилась на боярина.
– Не похожа княжна на припадочную, – усмехнулся боярин. – А вот когда я нес ее, почувствовал, как от нее сладким дурманом пахнет. Не знаешь, почему? –
– Кому ж ее надо опаивать, батюшка? Да и зачем?
– Вот и я думаю, зачем? – недобро усмехнулся боярин.
– Может, букет из лесных цветов собирала, дурмана нарвала по глупости, руки испачкала. Она же на голову слабая, бедняжка, – снова вздохнула мачеха и склонилась надо мной. – Как же ты напугала нас, Любавушка! Все по батюшке кручинишься? Но топиться грех великий. Не хорошо даже думать об этом.
Говорит со мной как с клинической идиоткой. И смотрит как на полоумную. Вот ведь лицемерка!
– Я и не думала топиться, матушка, просто хотела искупаться, – повторила то, что уже говорила няне. – Забыла про русалок. Жарко было. С чего мне топиться? Батюшку я, конечно, любила. Но как я могу оставить тебя и сестрицу одних на белом свете. Ничего я с собой делать не думаю и не думала. Не могу огорчить тебя и Забаву, – съели? Не надейтесь, что я снова решу наложить на себя руки. Может, Любава и была больной на всю голову, но я-то не она!
– Хорошо ты сказала, княжна! – восхитился боярин. – Хорошая у тебя дочка, княгиня. Разумная.
– Да, разумная, – вздохнула мачеха. – Жаль, что не всегда. Порой такое скажет, что повторить стыдно…
В комнату вошла служанка, низко поклонилась:
– Обед готов, княгиня. Когда подавать прикажешь?
– Ну, боярин, пойдем, отведаем моего угощения, – мачеха коснулась плеча гостя.
– Вижу, княжна хорошо себя чувствует. Пусть и она с нами потрапезничает, – заявил боярин.
– Что ты, что ты! – замахала руками мачеха. – Слаба она, ей лежать надо. Сюда Любаве обед подадут. Пусть отдыхает. Может, вздремнет. Сон для нее лучшее лекарство.
– Не хочу я спать. Да я и не устала, – я соскочила с кровати, закутавшись в одеяло. – Чувствую себя отлично, и голодна как стая волков. Няня, позови прислугу, пусть оденут меня, – пора мне начинать учиться отдавать приказы. – Боярин, я присоединюсь к вам, как только приведу себя в порядок. Это займет минут десять, не больше.
– Видишь, боярин, не в себе она, – метнула в меня сердитый взгляд мачеха. – Не постыдилась тебя, стоит перед мужчиной в исподнем.
– Это не исподнее, это одеяло, – поправила я мачеху. – Выгляжу я пристойно. Правда, боярин?
– Истинная правда, – широко улыбнулся мне Игорь. – Рад, что ты здорова, княжна. Не буду мешать, одевайся и прихорашивайся. Добрую я весть тебе привез. Узнаешь – порадуешься.
– Помилуй, боярин! – взмолилась мачеха. – Она же не в себе. Сам посмотри, как ведет себя, как говорит. Не поймешь, что несет. Еще припадок с ней за столом случиться.
– Случится, лекаря позовем, – коротко кивнул Игорь. – Не похожа княжна на больную, не будет с ней никакого припадка.
– Ах, боярин, Любава только кажется здоровой. Но воля твоя, раз желаешь ее за обедом видеть, будь по-твоему. Я дочери добра желаю, пылинки с нее сдуваю, дождинке холодной упасть на нее не даю. Болезненная она… – княгиня снова вытерла слезы с сухих глаз. – Плохо ей станет – не моя в том вина.