Мой зверь безжалостный и нежный
Шрифт:
Отец виновато взглянул на Тоню.
— Подумаем.
— Сергунчик, ну что тут думать? Перед гостями будет стыдно. Все эти домашние пироги… ну, это дешево, ни вкуса, ни стиля… Какая-то деревенская гулянка получится… Позорно как-то. Мы ведь можем себе позволить.
Жанна, дура, не в курсе, видать, что отец родился и вырос в деревне. И своими народными корнями гордится не меньше, чем собой. А собой он гордится чрезмерно. Типа, сам поднялся, всего добился. Настоящий мужик, короче. Но когда подопьёт, впадает в ностальгию. Ещё эту
Отец сразу нахмурился, помрачнел, но говорить за столом ничего не стал. Буркнул только недобро:
— Потом обсудим.
Жанна сразу просекла, что где-то налажала, и прикусила язык. Ужин доедали мы в скорбном молчании. Потом я поднялся к себе, а через минуту ко мне поскреблась Жанна. Я впустил её, она зачем-то щёлкнула задвижкой.
— Поговорим?
— Ну? — Я развалился на диване, закинув руки за голову. Она присела рядом, но с краешка, как скромница.
— Ты меня избегаешь?
— Откуда такие мысли? — взметнул я брови. Общаться я с ней не рвусь, но специально уж точно не избегаю. С чего бы?
— Значит, показалось?
Я ничего на это не ответил.
— Слушай, я, в общем-то, не за этим. Я хотела поговорить про то, что было позавчера. В кабинете твоего отца.
— А-а, ты про то, что хотела заласкать меня до космоса.
— Я выпила лишнего и себя не совсем контролировала. На самом деле… я не такая. Я люблю твоего отца, и мы скоро поженимся. Ну, ты знаешь. Поэтому, Тимур, прошу тебя, не говори отцу ничего. Просто забудь про то. Ничего не было. Ладно?
— То есть космос накрылся? — не сдержал я усмешку.
— Тимур, я серьёзно. Ты же не болтун.
— Я и не собирался ему ничего рассказывать. Но если он меня спросит, я врать не стану.
— Почему?
— Я никогда не вру.
— Блин, Тимур, ты издеваешься?
— Даже не начинал.
— Все врут.
— Я не все.
— Ну почему ты не можешь соврать? — Жанна придвинулась ближе.
— Почему не могу? Могу. Просто не вижу смысла.
— Нет, ты точно издеваешься! — Она развернулась ко мне всем корпусом. — Не видишь смысла? А то, что эта правда разрушит мою жизнь и сделает больно отцу, ты понимаешь?
Я кивнул.
— Так вот избежать никому не нужных драм — в этом и есть смысл любой лжи! Даже выражение такое есть — ложь во спасение! — последнюю фразу Жанна произнесла с пылом и пафосом, что я не удержался от смешка.
— Слушай, если ты не поняла: мне вообще нет дела, что чувствуют другие. Человек когда врет? Когда боится. Боится за свою шкуру. Ну или репутацию. Или когда боится кого-то обидеть. Я не боюсь ни за себя, ни за кого-то. На чужие мнения и чувства, ещё раз повторю, мне плевать. Поэтому всегда говорю то, что есть. Это не высокие принципы, просто я тупо не хочу заморачиваться враньём.
С минуту Жанна растеряно хлопала глазами, потом, судя по выражению
— А как насчёт сделки? Молчание — золото, да? Так я заплачу. Сколько тебе Сергунчик отсыпает на карманные расходы? Копейки же какие-то жалкие. Он сам мне говорил, что почти не дает тебе денег, чтобы ты типа не стал никчёмным мажориком. Выдаёт тебе только на самое необходимое. А меня он балует. И я могу поделиться…
Из всех вариантов договориться со мной Жанна выбрала самый избитый и самый провальный. Впрочем, нет. Со мной у неё никаких вариантов и не было.
— Ну так что?
Ответить мне не дал отец.
— Тимур! — по коридору прокатился его грозный рык.
Я сразу понял — Влад наконец показал ему запись.
— А ну открывай!
Он дёрнул дверь так, что та чуть не слетела с петель. И тут же затарабанил кулаком со всей дури.
— Тимур!
Жанна запаниковала, завертела головой, будто искала, куда бы спрятаться, потом вскочила, подбежала к окну.
Я открыл дверь. Отец ворвался в мою комнату, но тут увидел у окна Жанну, и его аж перекосило.
— А ты что здесь делаешь? — пророкотал он зловеще.
— Я просто зашла спросить кое-что… — залепетала она. — Сергунчик, тебя что-то расстроило?
С минуту он стоял молча, играя желваками и переводя с меня на неё прищуренный тяжёлый взгляд. Потом процедил сквозь зубы, направив на меня указательный палец.
— Ты спускайся в кабинет. Там потолкуем. А ты… иди за мной.
***
Я ждал отца в кабинете час, не меньше. Тот всё не шел. Я уже успел и понервничать — вдруг эта коза ему что-нибудь наплетёт, и успокоиться, и даже заскучать.
Наконец дверь распахнулась. Но отец прошел не сразу. Постоял немного на пороге в картинной позе, прожигая меня прищуренным взглядом. Потом медленно двинулся ко мне. Уже вблизи я заметил, как у него мелко подергивается уголок рта.
Отец достал из бара вискарь и квадратный стакан с толстым дном. Плеснул и сразу выпил в один глоток. Снова налил и, держа стакан в руке, отошел к окну. Не оборачиваясь, глухо произнёс:
— Не могу понять, что я сделал не так? Где ошибся? Ведь мы с Зоей тебя такому не учили. Откуда ты этого набрался? Откуда в тебе столько мерзости и цинизма?
Я с тоской выдохнул. Опять пафос. Ну к чему все эти речи, громкие слова? Кого и когда они пронимали? Меня — так точно нет. Да я вообще плохо понимаю, что у отца в голове, и, если честно, даже знать этого не хочу.
То есть я в курсе, что ему сейчас, должно быть, плохо. Но, по большому счёту, тоже мне драма. Да пусть спасибо скажет, что узнал, какая эта Жанна шалава до того, как она его захомутала окончательно. Но он явно никакие доводы сейчас даже не услышит.
— Чтобы я так поступил со своим отцом… или братом… — Отец отставил стакан, потряс руками. — Чтобы нож вот так в спину… Да у меня такая низость даже не укладывается в голове.