Мой зверь безжалостный и нежный

Шолохова Елена

Да, надо было про Ромку всё ему рассказать! Он бы понял. А получилось так плохо, так по-дурацки…

Его взгляд, каким он смотрел на Ромку, у меня ещё долго стоял перед глазами. Там было всё: и растерянность, и потрясение, и боль, и ярость. Так и хотелось обнять моего мятежного мальчика и успокоить. Он ведь и так всё очень остро воспринимает, и весь прямо как оголенный нерв. Иногда, мне кажется, я буквально чувствую, как внутри него всё бурлит и клокочет. Собственно, сейчас так и было.

И ведь даже не объяснишь ему ничего при Павле Константиновиче.

А пока я спроважу Ромку, боюсь, Тимур накрутит себя до предела. Лишь бы только не успел ничего натворить в пылу, а уж потом я бы с ним объяснилась. К счастью, каким бы взвинченным он ни был, как бы ни бушевал, стоило мне его обнять, как он сразу же успокаивался.

Надеюсь так же, что директор не заметил выражения Тимура, а то выводы бы сделал сразу. И зачем только этот дурак Чичерин сюда притащился?

— Ты же говорила, что нет у тебя жениха, — припомнил Павел Константинович, когда мы втроем вошли в его кабинет.

Я посмотрела на Ромку, тот уже утратил боевой дух и поглядывал на меня, как побитая собачонка.

— Мы давно расстались. И я не понимаю, зачем Рома пожаловал.

Павел Константинович тяжело вздохнул и покачал головой.

— Ладно, пропуск я ему выпишу, разбирайтесь сами в своих отношениях, но так, чтобы тихо, ясно? Публичные скандалы мне здесь не нужны. Насколько выписывать? — спросил директор Ромку, но ответила я.

— Он сегодня же и уйдет.

— Мариш… — заикнулся Ромка, но я припечатала его взглядом, и он замолк.

Павел Константинович подписал какую-то бумажку и протянул Ромке. Тот рассыпался в благодарностях.

— Иди, жених.

Ромка выскочил в коридор, а меня директор неожиданно окликнул.

— Марин, на секунду. Закрой дверь.

Я закрыла, подошла к его столу.

— С Шергиным никаких проблем нет?

Его вопрос застал меня врасплох. Сморгнув, я все же ответила вполне себе спокойно.

— Да нет, а что такое?

— Показалось, значит. Просто у него сейчас вид такой был… красноречивый. Мне аж не по себе стало.

А уж как мне-то не по себе! Но я пожала плечами, мол, я тут при чем?

— Ну ступай, разбирайся со своим женишком.

Ромка ждал меня под дверью и, мне показалось, что подслушивал.

— Мариш, — начал он.

— Зачем ты сюда приперся? — зашипела я.

— Мариш, дай сказать…

Тут в коридор выглянула бухгалтерша и с любопытством уставилась на нас.

— Пошли, — процедила я сквозь зубы, памятую о просьбе директора не устраивать разбирательства на людях.

Ромка потрусил следом.

— Мы можем в машине поговорить, — предложил он.

— В какой еще машине?

— В моей, — с неприкрытой гордостью ответил он. Прямо засветился весь сразу.

Боже, этот дурак неисправим!

— Она там, за воротами лагеря стоит, моя японочка, — продолжал он хвалиться. — Пойдем?

— Ещё чего! Никуда я с тобой не пойду.

Пришлось вести его в свой домик. Потому что каждый, кого мы встречали по пути, оглядывал его с жадным интересом.

Ну и меня в связке с ним, а это было жуть как противно.

— Ты тут живешь? — осмотрелся он, когда мы зашли ко мне. — А что, неплохо! Даже шикарно, я бы сказал. Получше нашей хаты, да, Мариш? Тесновато только, но у нас и там не хоромы…

— Ты говори быстро, что хотел сказать, и проваливай, — пресекла я его разглагольствования.

— Мариш, ну не злись, — он снова состроил жалкую гримасу.

Черт, не понимаю себя — ну как я его терпела целый год? Почему я не видела, какой он… ничтожный? Где были мои глаза?

— Рома, у тебя десять минут.

Он вздохнул, снова огляделся.

— Присесть-то хоть можно?

— Садись.

Он плюхнулся в кресло.

— Мариш, я понимаю, почему ты злишься. Я не предупредил тебя, что уехал. Оставил тебя в неизвестности. Но пойми, я не мог, не было возможности вернуться и сказать тебе… Я сам от этого мучился. Думал, позже найду способ сообщить, где я, или вообще тебя забрать к себе. Извини, пожалуйста, что заставил тебя поволноваться. Не злись, а? Мариш… Я так страшно рад тебя видеть. Так соскучился!

— Не пойму, ты совсем дурак, что ли?

Ромка насупился.

— Чё?

— Ты серьезно считаешь, что вся беда только в том, что я за тебя волновалась?

Теперь он захлопал глазами. Он и впрямь не понимал!

— Тебе ни разу за полтора месяца не пришла в голову мысль, что хозяева разбитого мерседеса будут трясти деньги с меня?

— Почему с тебя-то? При чем тут ты? Я же разбил…

— То есть быстренько сбежать из города тайком, наплести своим родителям с три короба и еще денег у них взять, ты живо сообразил? А подумать о том, что эти бандиты после твоего побега выйдут на меня, ты не удосужился? Ты же всем растрепал: моя невеста, моя невеста! И до сих пор продолжаешь эту чушь нести.

— Почему чушь?!

— Материться хочется… Меня из-за тебя чуть не грохнули. Я чудом от них вырвалась. Какой, к чертям, жених?!

— Мариш, я правда не знал. Даже не подумал… Прости меня. Я всё исправлю! Честно, у меня деньги есть. Я все порешаю. Прямо завтра же поеду в Иркутск, встречусь с ними…

— Порешает он, — усмехнулась я с горечью. — Да откуда у тебя такие деньги?

— Не, ну у меня не вся сумма, конечно, но дофига уже. Да я щас все расскажу, ты слушай. Я чё и сбежал-то, чтобы денег раздобыть. У меня же кореш есть в Улан-Удэ, ещё с армейки остался. Он давно меня к себе звал. Ну я к нему и рванул. Рассказал ему, типа вот, попал на бабки, выручай. А у него тоже есть кореш со своей автомастерской. И ему как раз нужен был ещё один человек, чтобы всё умел, чтобы в тачках разбирался, чтобы и сам был такой, серьезный, конкретный. Ну вот меня они и взяли к себе. Днем мы работали как обычно, а ночью… — Ромка посмотрел на меня так, словно собирался открыть страшную тайну. — Только это… Мариш, чё щас скажу — ты никому. Вообще никому. Ладно? А то кердык будет.