Моя чужая женщина
Шрифт:
Алина пыталась принять решение, но в голове был туман. Нина, Нина… Зачем я это сделала? Ну зачем?!
Бежать… И в этот момент сзади в ее машину врезался джип «Тойота». Алина слишком уж долго раздумывала, а женщина, сидящая за рулем «Тойоты», видимо, была неопытным водителем. Алина увидела в зеркало заднего вида ее перепуганное лицо. Вот и все. Приехали. Удар был несильным, поскольку скорость в этот момент у обеих машин была невелика. Алина слегка ударилась о руль и боли почти не почувствовала. Женщина в «Тойоте» тоже не пострадала,
– Вы не пострадали? О боже! Что я наделала?!
– Ничего, – сквозь зубы сказала Алина, глядя, как «Жигули» проехали вперед, а через сто метров свернули на обочину и остановились. Но из машины никто не выходил.
– Что с вами? – испуганно заговорила женщина. – Может быть, вызвать «Скорую»? Ой! У вас на щеке кровь! Но ведь вы сами виноваты!
– Да оставь ты меня в покое! – закричала Алина. – О господи! Выбраться без единой царапины из такой огромной пробки и попасться на такой ерунде! Это же кошмар какой-то!
Она отчаянно посмотрела на «Жигули», стоящие на обочине. Оттуда по-прежнему никто не выходил.
Развязка
«Жигули»
– Кроме Антонины Дмитриевны никто к тебе не едет, – сказал Петров, поговорив с заведующей.
– А эта зачем тащится? – поморщился Греков.
– У нее дети в милиции. Куда мы… куда я направлюсь, как только пересяду в свою машину. Она поедет со мной.
– Почему ты сказал «мы»?
– Я оговорился.
– Нет, ты не оговорился. Почему ты так сказал? Что ты знаешь? Ну? Говори!!
В это время они увидели, как к красному «Ягуару» Одинцовой опасно приближается джип, а та, как назло, притормозила. Удар! Отвратительный звук, когда металл скрежещет о металл. Они невольно вздрогнули.
– О черт! – сказал Греков.
– Приехала, – констатировал Петров.
– Ну теперь она никуда от нас не денется. Сворачивай!
– Куда?
– Куда-куда! На обочину!
Петров послушался, и, проехав метров сто, машина остановилась. В зеркало заднего вида они наблюдали, как водитель джипа выскочила из своей машины и кинулась к Одинцовой.
– Ну все! – потирая руки, сказал Греков. – Можешь теперь ее допрашивать! Никуда не денется!
– Я уже это сделал, – спокойно сказал Петров. – Я уже допросил госпожу Одинцову.
– Когда? – растерялся Греков.
– Вчера.
– А… где?
– В управлении. У себя в кабинете.
– И… что она тебе рассказала?
– Все.
– Я не понимаю.
– Она рассказала мне все. С самого начала. О том, как ты ее шантажировал. О Нине, которая собрала на тебя огромный компромат. О том, что квартира была не твоя, а жены, особняк и машина тоже записаны на нее.
– Я не понимаю… – хрипло повторил Греков.
– У тебя руки дрожат, Юра.
– Я не понимаю…
– Одинцова рассказала о том, как пришла к тебе… Ты
Греков подавленно молчал.
– Одинцова пришла к тебе, – продолжал Петров, – и сказала, что твоя жена хочет тебя сдать. Пойти в прокуратуру со всем, что у нее есть. И подать на развод. Одинцова тебя пугала. И ты… Ты испугался, Юра!
– Сука! Убийца!
– Нет. У нее есть алиби. Она в тот вечер была не одна. Прислуга ночевала в доме. Соседи это подтверждают.
– Она им заплатила!
– Ее соседи – люди богатые. Их не купишь. Алина Одинцова из дома не выходила. Я тщательно все проверил. Она не могла убить твою жену. А вот у тебя есть алиби?
– Я не убивал!
– Она тебя науськала. Научила. Обрабатывала тебя. Внушала, что это идеальное убийство. И ты это сделал.
– Нет!
– Да. Я знал это еще вчера. У меня на руках был результат экспертизы. Об атропине сказала Одинцова. Когда ты от нее ушел, пузырек, стоявший в шкафчике, на кухне, пропал. Она тебе показывала этот пузырек. А потом он пропал.
– Я его не брал!
– Брал, Юра, брал. И убил свою жену. Ты месяц подмешивал ей в пищу атропин. А потом подумал, что подходящий момент настал. Уволил строителей, которые работали на доме. Спровоцировал скандал. Нина действительно кричала, что ты больше ее не увидишь. Но она имела в виду не самоубийство. Она решила от тебя уйти. И ты понял: надо действовать. Пора! Ты ушел открыто, уехал на машине, а вернулся тайком. И пешком. Около полуночи. Открыл дверь своим ключом. И вошел. Нина лежала на диване, в гостиной. Спала. Ты подошел к ней, спящей, приставил пистолет к ее виску и… выстрелил.
– Нет, – затравленно сказал Греков.
– Это ты ходил наверху, когда в дом вошли братья Петуховы. Ты, а не кто-нибудь другой. Ты мне не сразу позвонил. Сначала попытался успокоиться. Я знаю, у тебя бутылка виски наверху припрятана, в твоей спальне.
– Нет!
– Что, не припрятана?
– Да. То есть… Черт! Что я говорю?!
– По факту взяток, которые ты берешь, ведется служебное расследование. Накануне гибели Нина все-таки передала мне материалы. Есть ордер на твой арест. Тебе некуда идти. Ты попал. Скажи: ты убил Нину?
– Да! Да, да, да! Убил! А что мне оставалось?! По миру пойти?! Она, сука, следила за мной! Она решила меня бросить! Сдать меня прокурору! Второй раз мне бы это с рук не сошло! У меня выхода не было! Я и жил-то с ней только потому, что она меня шантажировала!
– И ты ее убил.
– Да!
– Я хотел задержать тебя сегодня вечером, после поминок, – устало сказал Петров. – Но мы попали в пробку.
– И ты решил меня раскрутить…
– Я же видел, что ты нервничаешь. И выпить хочется, а нечего. Ты сломался. Еще когда узнал о ее деньгах, об измене, о ребенке, о том, что было вскрытие, – сломался. Все, Юра. Мы приехали.