Моя дорогая жена
Шрифт:
Петра рассказывает мне о своем коте Лайонеле. Она назвала его в честь другого кота, тоже Лайонела, который был у нее в детстве. Я говорю ей, что это смешно, хотя совсем в этом не уверен. Она показывает мне фотки. Лайонел – персидский кот с черно-белой мордой. Он слишком толстый, чтобы быть умным.
Петра переводит разговор на свою работу: она разрабатывает бренды товаров и компаний. По ее словам, это и легко, и тяжело. Тяжело бывает в самом начале, потому что заставить кого-нибудь что-то запомнить очень трудно. Но, чем больше людей начинают узнавать бренд, тем легче становится его продвигать.
– В
«Наверное из-за того и другого».
Петра улыбается:
– Видишь. Ты даже затрудняешься ответить.
«Похоже, что так».
– А ты чем занимаешься?
«Я бухгалтер».
Она кивает. Это самая невозбуждающая профессия в мире, но она обеспечивает стабильность и солидность. И это то, что по силам глухому парню. Цифры не говорят – у них нет голоса.
К нам подходит бармен – опрятный и аккуратный. Судя по возрасту, студент колледжа. Петра берет заказ на себя – ведь я же глухой. Женщины всегда думают, что обо мне надо заботиться. Им нравится делать что-нибудь за меня, потому что они считают меня слабым.
Петра заказывает нам еще по бокалу вина и свежую закуску. И улыбается так, словно гордится собой. Это заставляет меня рассмеяться. Молча, но все-таки рассмеяться.
Она наклоняется и кладет свою руку на мою. Она забыла, что я не ее идеальный мужчина, и развитие нашего знакомства уже предсказуемо. Довольно скоро мы оказываемся в ее квартире. Решение дается мне легче, чем следовало бы, но вовсе не потому, что я нахожу ее необычайно привлекательной. Это выбор. Петра предоставляет мне право решать, и я превращаюсь в мужчину, говорящего «да».
Петра живет в деловой части города, неподалеку от бара, в эпицентре рекламы всех крупных брендов. Ее квартира не настолько чистая, как я ожидал: повсюду разбросаны вещи – одежда, посуда, газеты. Это наводит меня на мысль, что она часто теряет ключи.
– Лайонел где-то тут. Прячется, наверное.
Но я вовсе не ищу глазами жирного кота.
Петра проносится по комнатам, бросая сумку в одной и скидывая туфли в другой. В руках у нее появляются два бокала, наполненные красным вином, и она ведет меня в спальню, а там, улыбаясь, поворачивается ко мне лицом. Внезапно она становится еще более привлекательной, даже ее гладкие волосы начинают переливаться.
Это не только алкоголь, но и ее счастливый вид. У меня складывается впечатление, будто Петра давно не вызывала у мужчин желания. Не понимаю, правда, почему: она довольно мила.
Девушка прижимается ко мне, ее тело теплое, дыхание отдает вином. Петра забирает из моей руки бокал и ставит на пол.
Я отпиваю из него вино уже гораздо позже, когда мы в темноте, при одном лишь свете моего телефона, печатаем вопросы и ответы, посмеиваясь над собой и тем, что совершенно не знаем друг друга.
Я спрашиваю:
«Твой любимый цвет?»
«Зеленый, лаймовый».
«Мороженое?»
«Баббл-гам,
«Баббл-гам? С голубой начинкой?»
«Ну да».
«Надо же».
«А ты какое мороженое любишь?»
«Ванильное. А твоя любимая начинка для пиццы?»
«Ветчина».
«Мы уже готовы».
«Да?»
«Погоди, мы все еще о пицце говорим?»
Мы говорим уже не о пицце.
А потом она засыпает первой. Я колеблюсь – уйти мне или остаться. Я так долго решаю, как мне поступить, что в итоге и сам засыпаю.
Просыпаюсь затемно и выскальзываю из постели, не разбудив Петру. Она спит лицом вниз, одна нога согнута, волосы рассыпаны по подушке. Я не могу понять, нравится она мне по-настоящему или нет. И решаю об этом не думать. Незачем.
На прикроватной тумбочке лежат ее сережки. Они сделаны из цветного стекла: водоворот голубых теней, под стать глазам Петры. Одевшись, я смахиваю сережки с тумбочки в свой карман. Я забираю их себе как напоминание больше так не делать. Мне кажется, это сработает.
А потом я направляюсь к входной двери.
– Ты действительно глухой?
Петра задает этот вопрос громко, прямо мне в спину, и я его слышу. Потому что я не глухой.
Но я не оборачиваюсь.
Я притворяюсь, что ничего не услышал, подхожу к двери, захлопываю ее за собой и продолжаю идти. Выйдя из здания, я прохожу квартал, сворачиваю за угол и только тогда останавливаюсь и задумываюсь: как она догадалась? Должно быть, я допустил ошибку.
2
Меня зовут не Тобиас. Я пользуюсь этим именем, только когда хочу, чтобы меня кто-то запомнил. В данном случае – бармен. Я представился ему, напечатав свое имя, когда зашел в бар и заказал выпивку. Он меня запомнит. Он запомнит, что Тобиас – глухой мужчина, ушедший из бара с женщиной, с которой только что познакомился. Это имя для него, а не для Петры. Она по-любому меня запомнит, вряд ли ей доводилось раньше спать с глухими парнями.
И если бы я не допустил ошибку, то остался бы лишь необычным эпизодом в хронике ее сексуальных приключений. А теперь останусь странным эпизодом, потому что Петра запомнит меня как парня, «притворявшегося глухим» или «вероятно, притворявшегося глухим».
Чем больше я об этом думаю, тем больше задаюсь вопросом: а не допустил ли я целых два промаха? Возможно, я на миг замер на месте, когда она спросила, действительно ли я глухой. Это вполне могло произойти, потому что именно так люди реагируют, слыша то, чего не ожидали услышать. И если я на самом деле замер, то Петра, скорее всего, это заметила. И сообразила, что я соврал про свою глухоту.
Всю дорогу домой я испытываю дискомфорт. Сиденье в машине скрипит и царапает мне спину, радио играет слишком громко, и везде слышатся зловещие крики. Но я не могу винить в этом Петру. Просто я раздражен.