Моя единственная
Шрифт:
– Нормальная, – прижимаю теплое тело к груди, на секунду прикрывая глаза.
Этот день будто намеренно решил выжать из меня все соки. А я и так высохший. До дна.
Реально не дышу, пока тащу до «Рэнжа». Она сопит, всячески отодвигается. Не Янковский, понятно.
Посадив ее на капот, под редкие всхлипы аккуратно веду по лодыжке и пальцами сжимаю собачку на замке. Тая вздрагивает от боли, когда стягиваю сапог. С трудом, потому что ногу прилично раздуло.
–
Поморгав, скидываю в пропасть эту абсолютно ненужную дилемму. Концентрирую все внимание на распухшей ноге.
– Больно, – вскрикивает Тая от легкого прикосновения. – Не трогай. Пожалуйста. Почему я такая невезучая?..
Неловко пытается отстраниться.
Но эту машину смерти уже не остановить…
Прихватываю ногу под коленкой и, нежно поглаживая, исследую кость. Это я так себе говорю. Сам же хаотично вожу рукой по тонкому капрону, уходящему под серую юбку. Замечаю кружево.
Чулки… Да е-мое! Молока мне три пакета за вредность. Напрягаюсь.
– Вань, – Тая жалобно зовет, щурясь от солнца. – Мне в больницу надо.
С усилием убираю руки и мрачно киваю. На морально-волевых снова несу будущую экс-Соболеву в салон. Там внутри уже столько ее запаха, что сигареты не помогут. Только химчистка.
– Не реви, – говорю, падая на сидение рядом. На языке снова горечь. – До новой свадьбы заживет.
Глава 11. Таисия
– Долго еще? – спрашиваю.
Пробка. На часы посматриваю. Вечером у меня вылет. Как же теперь?..
Хочу удержать внутри жгучие слезы. Они терзают глаза и норовят выйти наружу. От боли, от унижения, от душераздирающих воспоминаний.
Что за невезение?.. В чем я провинилась?
Потирая гудящую лодыжку и трудно дыша, пытаюсь занять все имеющиеся системы организма одной единственной задачей – не смотреть на Соболева. Ничего не замечать. Ни оттеняющей смуглую кожу белоснежную рубашку, ни того, как классно Ваня смотрится за рулем своей любимой машины.
И как они ему идут… И рубашка, и «Рэнж Ровер». Очень ему подходят. И сигарет тоже, которую он мнет пальцами левой руки. Во всем проявляется присущая Ване мужская энергетика. Густая и концентрированная.
Нет. Я всего этого не забыла.
Но… Не хотела вспоминать.
Когда расстаешься с любимым человеком, у тебя находится слишком много ненужного – информации, фактов, ассоциаций: его любимый цвет, что он любит на завтрак, как он целуется… Как он пахнет…
Боже. Как он пахнет…
Взгляд так или иначе скашивается в сторону обтянутого черной тканью плеча и заляпанных
Внутри загораются красные огни. Сирена взрывается.
Я не хочу.
Не хочу снова ничего к нему испытывать.
То, как этот мужлан только что меня облапал, пока я шокированная сидела на капоте и хлопала ресницами – было просто невыносимо. Ужасающе… И… это вряд ли похоже на осмотр поврежденной конечности.
Ну, нет.
Наша песня хороша, начинай сначала.
Этот спектакль вновь о том, что Иван Соболев вертел на одном месте все обстоятельства этого мира. Ему по барабану.
Ваня, как блестящая, стремительная, свистящая пуля – не видит никаких препятствий. Напором десантника идет на таран.
Хочет – трогает, гладит, мучает. И смотрит-смотрит-смотрит.
А захотел бы – трахнул прямо у прораба перед носом. И никто бы его не остановил. А главное, не уверена, что я сама была бы против.
Хороша дизайнер в «Формуле строительства». Ничего не скажешь!
Я вроде бы повзрослела. У меня появилась дочь, ответственность за сестру, серьезная работа. Только вот сейчас чувствую себя все той же дурочкой, которую раздели, зацеловали и облапали на жарком пляже в Турции.
Ничего не поменялось.
Мы – такие же…
Все тело дрожит от злости. Это реакция на собственную слабость. А вот Соболев серьезен и спокоен как никогда. Отодвигаюсь как можно дальше и отворачиваюсь, вспоминая знакомые улицы.
Правда, город будто меньше стал казаться. Улицы – уже, проспекты – короче, высотки – ниже. Наверное, после Москвы так кажется. Привыкла.
Человек в итоге ко всему привыкает.
Улыбаюсь, вспоминая, как Ваня отзывается о нас, жителях столицы. Такой смешной, когда сердится.
Потом хмурюсь так, что брови неприятно сводит. Что я делаю? Снова думаю о нем?..
Расправляю плечи. Подобно центрифуге гоняю в голове только одну мысль:
Он. Меня. Обидел.
Сильно.
Не любил меня. И никогда бы не полюбил.
«Буду любить» – говорил Ваня, зная, что этому не суждено сбыться никогда. Увы, он однолюб…
Да, я скрыла нашу Элли. Нашу Алису. Девочку, которую рожала десять часов. В муках и слезах. Одна.
Да, я сбежала.
Соболев все это заслужил своим враньем. Заслужил.
Но…
Лишь иногда моя уверенность становится хлипкой и размазанной. Снова беседы с Яной Альбертовной вспоминаю.
Почему он тогда так страдал?
Пил? Сходил с ума? Много дрался на ринге и вне его?