Моя история любви
Шрифт:
Как я докатилась до палаты диализа, ведь совсем недавно я была на своей сказочной свадьбе в замке на озере? Это длинная история. Как я попала в этот замок из Натбуша, находящегося в Теннесси? А эта еще длиннее. Будучи прикованной к диализному аппарату, я смотрю на все через призму смерти. У меня пока есть для этого время. Время, чтобы подумать над прошлым, над тем, какое оно имеет значение для меня настоящей, а самый главный вопрос для меня в настоящий момент: есть ли у меня будущее?
Я верю, что для того, чтобы узнать мою историю получше, вам нужно узнать, откуда я пришла и как все было с самого начала. Я родилась 26 ноября 1939 года, и с этого момента Анна Мэй Баллок вступила на путь борьбы. С тех пор мне приходилось бороться с плохой кармой. Каково
Позвольте мне рассказать, как же все было.
Тень нависла над моим детством. И эту тень отбросила женщина. Моя мать, которая была рядом, но в то же самое время так далеко. Зельма Кюри Баллок. Мы называли ее Muh. Первый слог в слове «mother». Она была избалованной маленькой девочкой, которая превратилась в избалованную взрослую женщину. Ее отец любил ее больше троих сыновей и вселял в нее уверенность, что она может получить в жизни все, что только пожелает. Когда она выросла, на горизонте появился мой отец – Флойд Ричард Баллок. Она увела его у другой женщины. Просто потому что смогла это сделать. Вот как они оказались вместе. Иначе бы этого не произошло. Их семейная жизнь не задалась с самого начала. В этот момент на свет появилась моя сестра Эллин. В конце концов мама решила, что они должны расстаться, и в этот же момент поняла, что беременна мной. Ей ничего не оставалось кроме как остаться с ним.
Моя мать была женщиной, которая рожала детей, но никогда на самом деле не хотела их. Особенно она не хотела такого непоседливого ребенка, как я. Я была совсем не такой, как Эллин. Я была сорвиголовой, всегда в движении, делала все, чтобы мама обратила на меня внимание. Даже в детстве я наблюдала за тем, как мама относится к сестре, и чувствовала разницу. Как она была ласкова с Эллин. Я радовалась за нее, потому что любила сестру. Но как же мне хотелось, чтобы мама так же относилась ко мне. Она ласково прикасалась к мягким волосам Эллин, когда расчесывала их. Когда наступал мой черед, она с нетерпением дергала мои пышные непослушные волосы, которые не были такими приятными, как у Эллин. Их было труднее причесать. Возможно, потому что это были именно мои волосы.
Она не била Эллин так часто, как била меня, потому что сестра лучше себя вела. В маминых глазах я была слишком активным ребенком. Я была источником всех проблем, поэтому всегда убегала от мамы и ее кнута, пряталась под кроватью, на дереве, делала все, чтобы не попасть под удар этого кнута с тяжелым маленьким наконечником, который жалил и издавал хлопающий звук при ударе по коже.
Уже тогда я знала, что мама не любила меня. Мне интересно, а любила ли она на самом деле кого-нибудь, кроме себя? Может быть, она любила Эллин. Отца не любила. Когда я вспоминаю свое раннее детство, перед глазами появляется картинка, где мои родители ссорятся друг с другом. Независимо от того, права она была или нет, за мамой оставалось последнее слово в каждой ссоре. Она была сильной, бесстрашной женщиной, которая умела постоять за себя. Иной раз она сидела на табуретке перед окном, выговаривая все, что думает. И когда, наконец, она заканчивала, она оставляла все за дверью. Ее уже не волновало, кого или что она там оставила.
Мне было одиннадцать лет, когда мама от нас ушла. Это случилось в 1950 году. Прежде мы с Эллин уже оказывались в трудной ситуации, когда, чтобы найти хорошо оплачиваемую работу, родители уезжали в местечко под названием Кноксвиль в пяти часах езды от Натбуша. Это было во время Второй мировой войны. Но они часто просили кого-то привезти нас и, в конце концов, возвращались. Но в этот раз все было по-другому. У меня был сложный возраст. В школе были проблемы. Жизнь была тяжелой. О боже, как мне нужна была мама! Я бегала по дому в панике, пытаясь найти ее. Потом подошла к почтовому ящику в надежде найти хоть какую-то весточку, хоть какую-то связь с ней. Конечно, она не могла написать, потому что тогда бы отец вычислил, где она находится. Когда он все-таки узнал, что она
«Иди сюда, малышка», – проворковала мама, увидев меня. «Какое она имеет право называть меня малышкой?» – подумала я. Сколько бы мама ни хотела казаться хорошей, милой, я не верила ей. Я просто не могла верить ей. Для меня было безопаснее соблюдать дистанцию. Она так и не вернулась и не хотела, чтобы к ней приезжали.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мы всегда были чужими друг другу. Между нами было какое-то противоречие, которое так и осталось на всю жизнь. Но все это не помешало мне быть хорошей дочерью и заботиться о ней после того, как я стала успешной, когда у меня появились деньги, чтобы помогать ей. Я позаботилась о том, чтобы у нее был хороший дом, вещи, несмотря на все наши разногласия. Когда я жила в Лондоне в конце 80-х, я обратилась к экстрасенсу. Она сказала мне следующее: «Ты была нежеланным ребенком и чувствовала это, даже когда находилась в утробе матери». Она подтвердила то, что я всегда чувствовала, когда росла.
Когда я пересказала маме эти слова, она начала плакать. Пытаясь защитить себя (хоть и безуспешно), она вымолвила: «Я сохранила тебе жизнь». Она имела в виду случай, когда при драке с отцом она сделала что-то, чтобы не навредить мне. Я не могла оставить ее с этим чувством вины. И я сказала: «Держу пари, что ты рада, что так поступила, мама. Ты же видишь, чем все обернулось!» Больше всего на свете мама ценила статус, который она приобрела, являясь матерью Тины Тернер. Я хотела, чтобы она поняла, что, «сохранив мне жизнь», она сохранила себя.
Вы, наверное, скажете, что буддистское мировоззрение было присуще мне при рождении, ведь чудо в том, что я никогда не сдавалась. Несмотря на все трудности, всю боль, через которую я прошла, несмотря на сложные отношения с матерью, я все же оставалась жизнерадостным, беззаботным и оптимистичным ребенком, и я пронесла это состояние через всю свою жизнь. Люди спрашивают меня: «Откуда в тебе столько сил?» Я говорю им, что родилась такой. Я всегда была сильной и независимой. Были трудности, но я всегда находила в себе силы увидеть любую ситуацию с хорошей стороны.
Я с любовью вспоминаю свое детство в Натбуше, неприметном маленьком городке по пути в штат Теннесси. Ничего бы не стала в нем менять, за исключением, пожалуй, работы на хлопковых плантациях. Вот без этого я бы точно могла обойтись. Нам было уютно в нашем узком одноэтажном домике, где все комнаты располагались одна за другой. Такие дома были типичны для юга США (старая поговорка гласит: можно выстрелить из ружья в переднюю дверь, и пуля пролетит насквозь в заднюю дверь). Мы жили в относительном достатке, если сравнивать с другими. У нас был большой сад, который приносил хороший урожай, так что еды было достаточно. Мы были частью активного сообщества, состоящего из родственников и друзей. Все много работали, играли и отмаливали грехи в церкви по воскресеньям.
У меня были две бабушки. Мама моего папы – Мама Роксана Баллок, очень строгая, и мама моей мамы – Мама Джорджи Кюри. Она была доброй и любила повеселиться. Вне всякого сомнения я больше любила проводить время с Мамой Джорджи. Атмосфера в ее доме была наполнена счастьем, в то время как у Мамы Роксаны в доме все было по-другому: атмосфера была напряженной, так как порядок стоял превыше всего.
Мне нравилось быть деревенской девчонкой, благодаря чему я научилась независимости. Отец работал смотрителем на ферме, и родители оставляли меня дома, когда уходили на плантации. Да, я была маленькой, мне нужен был стул, чтобы достать стакан молока или что-нибудь перекусить, но в то же время скучать мне было некогда: я всегда находила себе занятие. Конечно, не всегда в хорошем смысле этого слова. Если передо мной было дерево, я лезла на него, никогда не задумываясь о том, что могу упасть. И опасность всегда меня поджидала. Я шла на риск и помню, как несколько раз сталкивалась со смертью лицом к лицу.