Моя коллекция
Шрифт:
Моделью для всех ню была Аня…
Оторопелый, я сидел некоторое время без движения, а потом, искренне сожалея о том, что подсмотрел то, что мне, по всей вероятности, видеть не полагалось, я лихорадочно собрал все фотографии и сунул их в ящик стола.
— А Володи все еще нет, — сказала, входя, Ирина Павловна. — Вот и Юра его ждет, посидите вместе.
И она пропустила вперед себя Аню, которая весело со мной поздоровалась и моментально сунулась к ящику стола — я не успел его закрыть.
— Что вы смотрели?
Она вытащила первые два пакета и высыпала содержимое на стол. Ирина Павловна, собиравшаяся уходить, вернулась и, подойдя к столу, начала с интересом рассматривать кучу снимков, выбирая наиболее интересные и восхищаясь вслух.
— Ах, как хорошо! Правда, хорошо, Юра? А это? Анечка, посмотрите — вы это видели? И этот пейзаж с лошадью Володя мне тоже не показывал!
Я стоял рядом со столом, весь красный, мучительно пытаясь что-то придумать, чтобы спасти положение, становящееся угрожающим. Аня быстро перебирала фотографии, смотрела, восхищалась и сортировала их по конвертам. Затем с возгласом: «О, так тут еще один есть!», она выхватила из ящика третий конверт…
Не придумав ничего более умного, я превозмог мучительную нерешительность и, подхватив Ирину Павловну под руку, резко повернул ее спиной к столу и громким развязным тоном сказал:
— Дорогая Ирина Павловна! Еще с прошлой недели я ношу в своем сердце воспоминание о вашем обещании еще раз напоить меня чаем с вашим изумительным вареньем из крыжовника!
— Что с вами, Юра? — только и могла произнести Ирина Павловна и медленно направилась со мной под руку к двери.
У двери я оглянулся. Фотографии третьего пакета лежали перевернутыми рубашками вверх, а пунцовая Аня пристально смотрела в окно.
Я сидел на веранде, обжигаясь чаем и давясь вареньем из крыжовника, которое было в изобилии подано на стол. Сославшись на срочное свидание, я удрал, оставив Ирину Павловну в недоумении.
Долго я избегал встреч с Аней, хотя, как ни странно, с этого дня я вдруг обнаружил, что она поистине прелестная девушка.
Пути господни неисповедимы
По-разному сложилась судьба моих друзей, вместе со мной закончивших ЛВХПУ в 1953 году и получивших распределения в разные концы необъятной нашей родины.
Наибольший успех достался моему другу Вите Круглякову, которого судьба закинула в столицу Киргизской Союзной Социалистической республики, город Фрунзе.
Кто бы мог подумать, что с первых же его творческих шагов во Фрунзе случай предопределит его статус и дальнейшее безбедное существование последующих сорока лет!
Подарку фортуны предшествовала другая история. Наш учитель, скульптор Роберт Карлович Таурит, вместе с народным художником СССР Вениамином Борисовичем Пинчуком
По прибытии скульптуры во Фрунзе собрать ее воедино было поручено местному киргизскому скульптору, который, провозившись месяц, представил готовое изделие идеологической комиссии ЦК для приемки и дальнейшего установления его на специальном подиуме в актовом зале Верховного Совета.
Высокохудожественное произведение талантливых ленинградских мастеров вызвало всеобщее одобрение высокой партийной комиссии. Гипсовый Ленин с доброй улыбкой, слегка откинувшись на спинку скамьи после тяжелой болезни, внимательно слушал гипсового Сталина, который, держа знаменитую трубку в правой руке, левой ласково обнимал спинку скамьи, символически поддерживая неокрепшего вождя и одновременно вводя его в краткий курс событий и свершений в любимой ими обоими стране.
Комиссия приняла работу, похвалила талантливого киргизского умельца и собралась было уже уходить, как вдруг один из ее членов задал неожиданный и очень неприятный вопрос:
— Позвольте. Одну минуточку… А разве Владимир Ильич ходил когда-нибудь в русских сапогах?
Началось смятение. Высокая комиссия замолчала на минуту, тараща испуганные глаза на гипсовые сапоги Владимира Ильича. Что-то было не так! Тем более, что Сталин, всегда носивший русские сапоги, почему-то оказался в ленинских брючках…
Скандал разрастался. Кто-то из членов заявил, что по его мнению и с руками что-то не так, а другой бестактно вспомнил, что опубликование скульптуры приурочено к открытию очередного съезда партии Киргизии через полтора месяца…
К ответу потребовали побледневшего киргизского умельца, который на смешанном от волнения русско-киргизском языке бормотал что-то несуразное и непотребное про разные ноги и одинаковые шарниры…
К тому времени Сталина не было в живых уже три месяца, но дело его жило.
Перепуганная и разгневанная комиссия постановила: 1. Сомнительную скульптуру немедленно убрать в охраняемый склад, расположенный на территории воинской части. 2. Умельца схватить и передать органам для выяснения, случайно ли он перепутал отдельные члены вождей или по злому умыслу для дискредитации великой дружбы Вождя мирового пролетариата с Отцом народов. 3. Всю историю с разноногой скульптурой совершенно и абсолютно засекретить.
Оставался неразрешимым мучительный вопрос — что ответить ЦК по поводу долгожданного памятника в торжественный день открытия съезда.