Моя любой ценой

Коллинз Дэни

Она была права. Его отец был фигурой того же уровня, что и ее мать. Может быть, их роман начался как раз на таком вот празднике. Ее матери было тогда примерно столько же, сколько сейчас самой Галиле. Возможно, они ускользнули в этот самый сад, чтобы предаться страсти, как, наверняка, и сейчас делают какие-то парочки.

Он вдруг представил себе, что они с Галилой могли бы быть одной из таких беззаботных влюбленных пар. Она была неотразимо прекрасна. Теперь он мог понять отчаяние своего отца, когда такая женщина решила порвать с ним.

Если бы он мог

сейчас отдаться таким простым удовольствиям – гулять и целоваться с этой женщиной под звездным небом, а не слушать, как она рассказывает ему трагедию его собственной жизни, и не ломать голову, как сделать так, чтобы эта информация не пошла дальше его ушей.

Карим посвятил всю жизнь тому, чтобы скрыть от своей матери правду о смерти отца. И он не допустит, чтобы все это рухнуло из-за того, что красивая женщина перебрала бренди. Вообще-то ему придется заставить молчать всю семью.

– Мы должны вернуться на праздник, – сказал таинственный незнакомец.

Сквозь туман, застилавший ее сознание, Галила понимала, что не должна бродить ночью по саду с незнакомым мужчиной, да еще и выбалтывать ему секреты семьи, только лишь бы удержать его внимание. Но это была запоздалая мысль.

– О, я как раз собиралась сходить за новой порцией бренди, – она игриво улыбнулась.

Но он не ответил на ее кокетливую улыбку, только огляделся по сторонам, что навело Галилу на печальную мысль, что она ему не нравится.

– Знаете что. Мне ведь не нужно ваше разрешение, – дерзко заявила она.

– Посмотрим, – загадочно сказал красавец, взял ее за руку и повел за собой.

От его прикосновения по телу рассыпались горячие искры. Она вздрогнула и оступилась. Незнакомец неодобрительно нахмурился.

«Я не настолько пьяна», – хотела объяснить Галила, но никак не могла составить эту фразу.

Ей казалось, что вокруг него было какое-то особое наэлектризованное поле, и это электричество покалывало ей кожу и заставляло кровь бежать быстрее, она вдыхала его вместе с воздухом, видела его свечение в темноте.

И покорно шла за незнакомцем.

– Вы что, вообще не пьете? – спросила она, пытаясь вернуть себя к реальности.

– Никогда.

– О, может быть, мне удастся вас искусить, – поддразнила она незнакомца, смутно догадываясь, что ее тон был неуместен.

Он вовсе не выглядел ни неискушенным, ни неопытным. И вряд ли он позволяет кому-то влиять на его решения, думала она, разглядывая его профиль, освещенный разноцветными гирляндами. Выражение его лица было очень серьезным, но изгиб губ был нежным и чувственным. Галиле не терпелось узнать, каковы они на вкус.

От этой мысли все ее тело обмякло, ноги подкосились, и она снова споткнулась.

Незнакомец остановился и помог ей обрести равновесие.

– Может, мне отнести вас на руках?

Эта идея позабавила Галилу. Ей, конечно, нравилось кружить мужчинам голову, но она всегда помнила, кто она. Ради своей семьи она должна блюсти свою репутацию и хранить девственность. Хотя на самом деле просто ни один мужчина еще не вызвал у нее желание отдаться ему.

До сегодняшнего вечера. Сейчас ей безумно хотелось броситься в объятия этого мужчины. Это была пьяная и глупая идея, но очень соблазнительная. А ведь она даже не знала его имени.

– А что вы здесь делали? Следили за мной?

– То же, что и вы. Размышлял.

– О чем?

– Об ответственности.

Он по-прежнему держал ее за локоть, и кожа под его пальцами горела. Ей надо бы освободиться. Что подумают люди, если заметят, что они вернулись вместе, да еще и под руку? Ничего хорошего, это точно.

А такого мужчину невозможно не заметить. И Галиле не хотелось возвращаться в бальный зал, где ей придется делить его внимание с десятком других красивых женщин. Она хотела, чтобы прекрасный незнакомец принадлежал только ей, смотрел только на нее, нежно и восхищенно. Хотя сейчас выражение его лица было холодным и решительным. Даже жестоким. Но Галила чувствовала, что за этой непроницаемой маской таится вожделение. Она достаточно знала мужчин, чтобы распознать это. Она не могла не заметить, как незнакомец смотрит на ее губы, и догадывалась, что его терзают те же желания, что и ее.

– Неужели вам никогда не хочется забыть об ответственности и прочих правилах? – спросила Галила, помотав запрокинутой головой и снова приводя в движение блестящие волны густых волос. «Посмотри на меня», – кричал этот жест. «Иди ко мне», – шептал он.

– Мой брат Малак так и живет. Мне тоже надоело быть хорошей девочкой.

– Правда? – спросил он с неожиданной усмешкой и смерил ее взглядом, от которого у Галилы захватило дыхание.

– Что именно? Что я хорошая девочка? Или что мне это надоело? Правда и то, и другое.

Она вспомнила о том, как тщательно пресс-служба работала над ее образом – образом чистой и добродетельной девушки, о ее бесконечных благотворительных балах, о постоянных, но безрезультатных попытках заслужить одобрение матери, о том, как ей приходилось всю жизнь кротко маячить за спиной своих братьев, которые позволяли себе самые экстравагантные и скандальные выходки.

Всю свою жизнь она старалась стать похожей на свою мать, которую все считали безупречной. Но теперь стало ясно, что этот образ был лишь красивой оберткой. Так почему Галила должна подчинять свою жизнь фантому и соответствовать завышенным требованиям женщины, которая сама им не отвечала? И к тому же была уже мертва.

– Так что я намерена делать все, что хочу! – прошептала Галила, прижимаясь к нему и подставляя губы для поцелуя.

– Я не пользуюсь слабостью нетрезвых женщин, – сказал он, даже не глядя на нее.

Его лицо было обращено к сияющим окнам бального зала, рот был сжат в упрямую линию, а глаза горели недобрым огнем.

– Я вполне трезвая, – неуверенно возразила Галила. У нее, правда, кружилась голова, но скорее от ощущения его близости, чем от бренди.

Они были в дальнем, темном уголке сада, где так сильно пахло розами и цветами апельсина, что аромат был почти осязаем.