Моя Мия
Шрифт:
– Ми-я.
Сглатываю ком в горле… голос тоже переменился. Стал мужественным, густым.
Мои руки дрожат, а ноги подкашиваются.
Разворачиваюсь, крутанувшись на каблуках, и стараюсь не дышать, когда Мир заключает меня в крепкие медвежьи объятия. Раскалённая мужская ладонь медленно проходится по оголённой коже на спине, будто бы забывшись.
Громов тут же отстраняется и морщится.
Его глаза всё такие же прозрачные, словно бесцветные. Предатель недовольно мажет взглядом по
– Чё за платье у тебя, Карамелина? – горланит в ухо. – Папа видел?
– Отвали, Громов, – шиплю сквозь зубы, резко приходя в себя, словно в реальность возвращаюсь. – Ты мне не брат.
Ты мне вообще никто. Больше никто.
– Пойдём, я тебя со своей Ладой познакомлю, – не обращая внимания на моё шокированное лицо, Мир по-хозяйски хватает за руку. Тянет к танцполу, а я пытаюсь выстроить в ряд хаотичные мысли и не пялиться на идеально выстриженный тёмный затылок с еле заметной светлой прядью на шраме.
Это он в девять лет на арматурину, торчащую из асфальта, свалился, когда спасал меня от сумасшедшего велосипедиста. Тогда обещал, что до нашей свадьбы рана заживёт.
А сейчас… я иду знакомиться с его Ладой.
Глава 2. Злая Мия
– Привет, – широко улыбается Лада и машет рукой. – Мия?
Киваю, не в силах сказать ни слова. Мир с лёгкостью выпускает мою ладонь из рук и приобнимает свою девушку, коротко целует в висок.
Её висок целует, а мой простреливает.
– А я Лада, – продолжает оставаться дружелюбной моделька. – В прошлый раз, у вас дома не познакомились, а потом вы в Барсу к Ксении улетели.
Резко переключаю затравленный взгляд на мудака, который снова меня по стенке размазал.
Я в шоке.
Он что… к старшим Громовым свою Пеппи возил? Получается, ещё до Хэллоуина?!
Так все знали? Все вокруг были в курсе, что у Мира есть девушка, и молчали!
Получается так.
А папа?! Мама?
В том, что родители Мирона располагали рыжей информацией, я теперь не сомневаюсь. Ну не мог дядя Глеб, муж Ксении, не сказать родному брату, что Мирон к ним наведывался.
Внутри меня такая буря закручивается. Негодование, злость, обида. Мысленно перебираю в памяти прошлые события, анализирую взгляды со стороны родителей и их друзей.
Вспоминаю, как дожидалась Мира из Европы, куда он уехал, чтобы пройти углублённый курс по строительству и архитектуре.
Теперь вижу.
Его учёба была действительно «глубокой». В целом, как и моя собственная глупость.
Ох…
– Мир сказал, вы с детства знакомы? – кричит Лада через стол, когда мы усаживаемся в небольшой вип-зоне.
– Да, – неловко киваю.
Здесь гораздо тише,
Беру первый попавшийся, с ярко-оранжевой трубочкой. Сразу выдуваю половину, не почувствовав вкуса, и осматриваю парней, сидящих за столом. Помимо Громова с его Красной Шапочкой, пара приятелей со старшего курса, остальные все чужаки.
– Друзья детства, значит, – пропевает Лада, покачивая головой в такт музыке. Тонкая рука обвивает шею Мирона и притягивает к себе. Он ни капли не возражает. – И какой он был в детстве? Мой Громов?
«Мой Громов».
Глаза печёт неимоверно. Сосед сбоку пододвигает наполненный бокал.
Перевожу взгляд на Громова, который вмиг становится серьёзным. Ухмылка с губ спадает, на умном лице явно читается сожаление.
Значит, вот так я выгляжу?!
Жалкая? Да?
Обойдутся. Сами пусть слезами умоются.
Встряхиваю шикарным облаком волос и ослепительно улыбаюсь своему соседу, вспоминая, о чём вообще речь.
– Мир? – загадочно закатываю глаза. Выглядит театрально, ну что уж тут поделать. – Ой, было много гадких историй, – машу рукой.
– Мия, – предостерегающе наклоняется Громов, захватывает стакан с виски и льдом. Сверкнув глазами, делает пару глотков и размещает руку на спинке дивана.
Однако, как говорит папочка, «этот локомотив уже не остановить». Правда, он обычно посвящает данную фразу маме, недаром все утверждают, что я её полная копия.
– Например, Мирон безумно боится лягушек. Обычных деревенских, которые квакают по ночам.
В випке раздаётся дикий хохот, а я награждаю улыбкой всех сидящих за столом. Когда дело доходит до Громова, она сама по себе превращается в оскал.
Но это ещё не всё…
– А в семь лет мы отдыхали с родителями в Таиланде, наелись до отвала арбуза и ночью…
– Ми-я, блд, – слышится лютый бас, заглушаемый всеобщим ором.
Смотрим друг на друга в упор. Я готова отравленным ядом забрызгать белую рубашку, сидящую на нём, как на фитнес-Боженьке.
А Громов… Сдавливает зубы, со злостью цокает и залпом выпивает содержимое своего бокала. Пялюсь на него, пока не замечаю недоумение на лице Миловановой.
«А ещё он единственный, с кем я целовалась по-настоящему…» – договариваю про себя.
Впервые это случилось, когда мне было четырнадцать. Мы бесились у его дяди на даче и отправились к пристани. Забрались на лодку, смотрели на закатное солнце и, вдохновленные недавним просмотром "Титаника", решили в шутку спародировать поцелуй Кейт и Лео. Закончилось всё тем, что мы с Миром сосались, пока на улице не стемнело.