Моя навсегда
Шрифт:
— Ольга Николаевна, вам плохо? — забеспокоился Потапов. Вызвал секретаршу: — Воды!
Оля с благодарностью приняла у Любы, секретарши, стакан, отпила немного. Вроде отпустило. Но и стыдно стало — коллеги на нее уставились с явным любопытством.
— Ну все, не смею вас больше задерживать, — объявил Потапов. — А вы, Ольга Николаевна, задержитесь на минуту.
Когда все вышли, он встал из-за директорского стола и пересел к ней поближе.
— Оль, что это ты так? Ей-богу, перепугала старика. Скажи честно, у тебя
Она покачала головой. Взглянуть в глаза ему не могла, потому что, казалось, что он не просто смотрел пристально, а видел ее насквозь.
— Если что-то там не так с документами или вообще, лучше скажи сразу. Чтобы у меня не было неприятных сюрпризов. Ты у нас молодой специалист, работаешь недавно. Вполне могла что-то напутать. Если я буду знать, я смогу тебя хоть как-то прикрыть… — мягко говорил он.
Оля на миг зажмурилась, потом посмотрела прямо в глаза Потапову и выпалила на одном дыхании:
— Мы с Ромой… с Романом Стрелецким раньше встречались.
— Ах вот оно в чем дело! — засмеялся обрадованно он. — Слушай! Точно-точно. Что-то такое теперь припоминаю. Там же с ним какой-то скандал был. Оклеветали пацана, он и уехал. Это я помню, а про тебя вот совсем забыл. Ну так это же еще лучше!
— Почему? — не поняла Оля.
— Потому что первая любовь не ржавеет. Даже если там у тебя и найдутся вдруг огрехи, ну станет ли он тебя казнить за это? Нет, конечно.
Ольга умом понимала беспокойство директора, но отстраненно. Сейчас ее вообще не волновали какие-то огрехи, проверка эта, из-за которой поднялась такая суета. У нее сердце бесновалось от скорой встречи с Ромой, а все остальное сделалось сразу неважным.
— Кстати, насколько знаю, Роман так и не обзавелся семьей. Помню, Маргарита Сергеевна все жаловалась, что он никак не женится, внуков ей не подарит.
Следующие сутки прошли в нервном и томительном ожидании. А в ночь перед их приездом она ни на секунду не сомкнула глаз. С ума сходила от волнения, от страха, от счастья и изнемогала от любви, которая, оказывается, никуда не делась, лишь притупилась, но сейчас нахлынула с новой силой. Захлестнула так, что задохнуться можно.
Наутро, ожидаемо, выглядела Ольга неважно, а так хотелось быть для него красивой…
Павел Викторович обещал привести Рому в ее кабинет, когда будет водить его по комбинату. Примерно перед обедом, сказал он. И Оля сидела как на иголках. Не могла вникнуть ни в какие дела. От одной мысли, что Рома в эту самую минуту где-то здесь, рядом, ее буквально колотило, а сердце выпрыгивало из груди.
Потом ей позвонили из кадровой службы, попросили зайти расписаться в должностной. Стала расписываться — а рука ходуном ходит. Еле вывела закорючку, похожую на подпись. Кадровичка ничего, конечно, не сказала, но посмотрела многозначительно.
Наверное, тоже решит, что я боюсь проверки, подумала Оля, ну и плевать.
Она выскочила из отдела кадров, без задней мысли взглянула налево и остолбенела, словно ее молнией пронзило. Рома…
Роман тоже остановился, нет, замер… Оля тонула в синеве его глаз и не могла вдохнуть. Он тоже смотрел на нее, и казалось, что не было этих долгих лет, что они перенеслись назад, где снова вместе, вдвоем…
— Рома, привет… — выдохнула она, сморгнув набежавшие слезы радости. Устремилась к нему навстречу.
— Здравствуйте, Ольга Николаевна.
Она даже не поняла сначала. Лишь увидела, что огонь в глазах, полыхнувший в первый миг, внезапно потух и взгляд стал ледяным. Затем осознала, как он с ней говорит.
Его слова, холодные, строгие, как удар хлыстом, остановили ее, заставив внутренне съежиться от боли и шока. Хотелось закричать ему: Рома, это же я, твоя Оля! Не отталкивай меня, пожалуйста. Я так долго тебя ждала…
Он продолжал цедить вежливо и сухо:
— Мне нужен отчет о движениях денежных средств…
Господи, как он был сейчас похож на свою мать, холодную, надменную, презирающую любую слабость. Что стало с тобой, Ромочка?
Снова выступили слезы, только на этот раз от жгучей боли. Надо же, она столько грязи вынесла, столько оскорблений и лживых обвинений, что стала к ним почти бесчувственной. Думала, что ничем уже не пронять. Привыкла. И вот он… всего лишь говорит с ней, как чужой, а больно так, словно ее ножами внутри кромсают.
Каких только нечеловеческих сил ей стоило кивнуть ему и ответить помертвевшим голосом:
— Хорошо.
Оля словно на автомате дошла до бухгалтерии, передала приказ Стрелецкого и пошла к себе. Потом закрылась в своем кабинете и добрых полчаса беззвучно рыдала, спрятав лицо в ладони. Хорошо, что никто не сунулся к ней это время, хотя Олю это мало волновало. Она терзалась мыслями: почему он так с ней? Потому что она тогда отказалась с ним сбежать? Или просто потому, что разлюбил и забыл?
Столько лет прошло — разве можно держать обиду так долго? А вот разлюбить очень даже… И от этого было нестерпимо больно. Совсем как раньше, а говорят, что время лечит…
Снова зазвонил внутренний. Теперь ее срочно требовал к себе Потапов. Кое-как успокоившись, она попыталась привести себя в порядок. Черт, все равно видно, что она тут ревела. Глаза красные, нос блестит, еще икота дурацкая привязалась. В общем, сию секунду явиться не вышло, да и отправилась она не на лифте, чтобы нос к носу ни с кем не столкнуться в таком виде, а по лестнице. И, вероятно, Потапов ее уже не ждал.
Ольга все равно заглянула к нему, а лучше бы не заглядывала. Снова напоролась на взгляд Романа, а потом увидела, как он отвернулся от нее с непроницаемым лицом. Да и Потапов велел зайти позже.