Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6
Шрифт:
– Позвольте, – вмешался деликатно Шнепперсон.
– Что?! – Грубо гавкнул на него Нойзман.
– Тише, следи за тоном, – проговорил я, глядя американцу в глаза. – Ты говоришь не со своим подчиненным.
Лицо Нойзмана сделалось еще жестче. Черты его обострились. Он выходил из себя и даже не пытался этого скрывать. Американца бесило, что его план мало по малу срывается. Его злость меня даже порадовала. Мерзковатая ухмылка с концами стерлась с физиономии американца.
– Что ты хотел сказать, Шнепперсон? –
– Вот тут наш ответ на ваше письмо, – юрист робко положил на стол свою печатную «поэму». – В нем полностью раскрыта наша позиция по данному делу. Письмо одновременно является и досудебной претензией.
Он стал листать страницы, пока не добрался до самой последней.
– Вот. Мы требуем сохранить договор в первоначальной редакции. Иначе готовы обратиться в суд за защитой наших прав.
Американец мрачно посмотрел пункты под большим, печатным словом: ТРЕБУЕМ.
– Я ознакомлюсь с ним, – сказал он холодным как сталь голосом. – Вы свободны. На этом наша встреча окончена. Уходите из моего кабинета. У меня есть еще дела.
– Подожди за дверью, Шнепперсон, – попросил я. – Пожалуйста.
Юрист кивнул, воспитанно кашлянул. Потом встал, собрал свои бумаги и вышел из кабинета.
– Я сказал, уходите, – напомнил Нойзман. – Вас это тоже касается, Летов.
Я подался к американцу, пристально посмотрел ему в глаза.
– То, что ты наплел Марине, не помогло. Твоя бесхитростная ложь попала в молоко. Ты нас не разделишь, Нойзман. Как бы ни старался. Да и весь твой план летит псу под хвост.
Американец надул ноздри своего тонкого, прямого носа. Неприятно поджал губы. Однако он не ответил мне. Ему просто нечего было сказать.
– Сейчас я скажу тебе, как будет, – продолжил я, откинувшись на спинку. – Мы продолжим работать на комбинате на прежних условиях. Мне плевать, что ты директор, Нойзман. Я не выпущу с предприятия ни единой левой машины. Ни единого зернышка без документов. Недам ни единому помещению, не отмеченному на плане охраны, появиться внутри комбината. Чтобы ты там ни задумал, я тебе не позволю это осуществить.
– Вон, – прошипел он.
– Или же мы можем отправиться в суд, – продолжал я, проигнорировав его слова. – И в худшем случае ты останешься без охранного агентства. Это будет твой небольшой промах. Думаю, начальство такого не оценит.
– Вон! – подскочил Нойзман, указав пальцем на дверь. – Уходите! Или я вызову охрану!
– Я здесь охрана, – проговорил я, не поведя ни единой мышцей на лице. – И кто уйдет, мы еще посмотрим.
***
– Holy shit… – Протянул Нойзман, когда Летов со своим комнатным юристом вышли из кабинета. – Okay. Moving on plan B…
Американец устало опустился за свой стол, взял трубку рабочего телефона, зажал быстрый дозвон.
– Кристина? Золотце мое, – начал он, когда трубку на том конце подняли. – Зайди ко
***
Следующие несколько дней мы просто ждали. Ждали и работали в штатном режиме. Казалось, больше всего ответа с комбината ожидает именно Шнепперсон. Юрист будто бы поймал волну азарта.
– Это будет такой процесс! Такой процесс! Вы даже себе таки не представляете! – То и дело твердил он всем.
О чем бы ни зашел разговор с юристом, он всегда оканчивался обсуждением дела масложиркомбината. Корзуна даже стало это подбешивать, и он весьма грубо осаживал юриста каждый раз, когда тот снова заводил свою шарманку.
– Да будь ты с ним полегче, – говорил я тогда Жене. – Не видишь, человек горит своей работой. Что тут такого?
В конце очередного совершенно рутинного рабочего дня я вышел из конторы, направился к Пассату. За мной вышли Шнепперсон, Степаныч и Фима. Женя сегодня дежурил на складе. Я должен был развести всех по домам, ну и отправиться отдыхать сам.
Однако мое внимание привлекло какое-то копошение у гниловатых красных жигулей, стоящих на обочине, метрах в тридцати от нашего парковочного кармана.
У машины тёрлись несколько мужчин. Их было трое, все одетые в спортивные штаны и футболки, они с кем-то оживленно разговаривали. Закрывали собеседника спинами.
– Отстаньте! – Неожиданно из их группы послышался женский голос. Голос звучал напугано.
Я переглянулся с вышедшими на улицу Степанычем и Фимой. Шнепперсон бросил обеспокоенный взгляд на гопников.
– Там происходит что-то плохое, – проговорил он дрожащим голосом. – Шнепперсон прямо-таки чует.
– Да что вы делаете?! Уберите руки!
– Да ладно тебе, краля. Мы тебя просто покатаем да дома высадим!
– Ну! С нами тебя никто и не тронет!
– Пойдемте, – сказал я и решительно зашагав к толпе.
Не сказав мне ни слова, Степаныч с Фимой пошли следом.
– С дороги, – ледяным тоном приказал я, расталкивая гопников.
– Ты че, попутал?! – Крикнул один из них, лысый, носивший на лице уродские солнцезащитные очки с узкими линзами.
В следующее мгновение очкарик выхватил из кармана складной ножик – китайскую выкидуху на пружине. Лезвие щелкнуло, острие посмотрело на меня.
Я же, краем глаза увидел девчонку, из-за которой начался весь сыр-бор. Это была Кристина, секретарша Нойзмана. Девушка, одетая в обтягивающую бедра юбку и белую блузку, приперлась сюда, почти на промзону да еще и совсем одна. Хреново. Для местных гопорей она, считай, надела на шею табличку со словами: «возьми меня».
Я глянул на нож гопника, а потом просто выбил его у него из пальцев небрежным хлопком. Ножик загрохотал по асфальту тротуара, оставив своего хозяина в замешательстве.
– Если уж достал, так режь, – сказал я, глядя на гопника. – Не надо вы#бываться.