Моя плоть сладка (сборник)
Шрифт:
— Я потратил десять лет своей жизни, чтобы создать тебе. имя. Я тебя пасу, как родная мать, во время твоих неудач и приступов отвращения к работе. Я тебя баюкаю, я тебя успокаиваю, я тебя утешаю. И теперь, когда, наконец, появилась возможность получить настоящие деньги, как раз в тот момент, когда я устроил твою первую настоящую книгу, когда мы, наконец, приблизились к стране сокровищ, тебе нужно было попасть, в осиное гнездо.— Он проглотил ледяную воду.— Что с тобой произошло в Мексике?
Коннорс вновь почувствовал неприятный ком в желудке. Две недели, проведенные под солнцем, его не вылечили. У .него, было такое ощущение, что в течение этих пятнадцати дней он взрастил в своем желудке кокон, и теперь боялся, что, как только он откроет рот, оттуда вылетит бабочка.
Шад уселся рядом с ним на кровати и положил ему на колено руку.
— Ну, старина, расскажи мне все, что произошло.
Как раз в тот момент, когда я был так доволен нами обоими и когда я похвалил себя за то, что верил в тебя все эти годы, этот тип и вошел в мою контору.
— Какой тип?
— Какой-то представитель прокуратуры. Он спросил, знаю ли я, где ты находишься. Я сначала подумал, что это налоговый инспектор, который собирается содрать с тебя шкуру. Я сразу начал объяснять ему, что у тебя в прошлом году были очень маленькие заработки и что ты отправился в Мексику писать роман. Тогда он мне сказал, кто он и почему хочет тебя видеть.
— Что он сказал точно? — забеспокоился Коннорс.— И что хочет от меня прокуратура?
Шейфер закурил сигарету и протянул пачку Коннорсу.
— Полиция Урапана, это, кажется, один из городов Мексики, обвиняет тебя в убийстве Санчеса. Кроме того, ты обвиняешься в нанесении побоев, ранении и. в покушении на жизнь генерала Эстебана.
Значит, Коннорсу не удалось выскочит из этой истории.
Шейфер продолжал:
— Это еще не все. Они просили нью-йоркскую полицию арестовать тебя. И как только ты окажешься в камере, мексиканская полиция пришлет своего прокурора со всеми необходимыми документами для выдачи им тебя в качестве преступника.
Кокон в желудке все больше беспокоил Коннорса. Возможность такого исхода не раз приходила ему в голову, но он гнал от себя эту мысль как невероятную. Он старался убедить себя, что, как только Элеана и он пересекут границу, все пойдет хорошо, а генерал Эстебан не станет предпринимать подобный демарш, чтобы не оказаться в неловком положении.
Эд спросил:
— А что, этот тип из прокуратуры не' упоминал больше никого? Он не говорил о некоей Элеане Хайс?
Шад покачал головой.
— Нет. Он не сказал ни слова. Ну, давай, расскажи мне всю историю. Это ты убил Санчеса?
— Нет.
— Ты не врешь, Эд?
— Я не лгу.
— Тогда почему мексиканская полиция приписывает тебе это убийство?
Коннорс рассказал Шейферу всю историю. Это заняло у него больше часа. Когда он кончил, Шад воскликнул:
— А, черт возьми! И ты воспользовался этим для своего романа? Это дядя Элеаны убил Санчеса?
Коннорс покачал головой.
— Это только в моем романе. Вспомни, ведь я сказал тебе, что все изменил. Интрига выглядела так гораздо лучше.
— Тогда кто же убил его? Ее отец?
— Я не знаю,— сказал Коннорс.— Если рассмотреть обстоятельства, то логично будет подозревать в первую очередь ту, о которой писали мексиканские газеты. Прекрасную сеньору под густой вуалью, которая провела с ним ночь, последнюю для него ночь на земле.
Шад завопил:
— Если женщина закрыта густой вуалью, как можно узнать, что она красива? — Он налил себе еще один стакан холодной воды.— Нет, я считаю, надо отбросить версию с женщиной. Это не что иное, как газетная утка. Если мексиканка, с которой удрал Дональд Хайс, умерла десять лет назад, она не может быть этой женщиной. А по какой причине другая мексиканка или мексиканец могли носить цепочку с медальоном Дональда Хайса? Нет, это не могло быть простым совпадением. Действительно в медальоне находился портрет матери Элеаны?
— Так сказала Элеана.
— И ее отец покинул Штаты двадцать лет назад, чтобы избежать возможного обвинения в убийстве?
— Да, по рассказу Элеаны.
— И он отправился в Мексику?
Коннорс подтвердил это.
— Хорошо. Он отправился в Мексику и в течение многих лет посылал через адвоката Санчеса пятьдесят долларов на содержание и воспитание своей дочери. Тогда зачем усложнять историю? Это он убил Санчеса. Именно так надо рассматривать это дело. Он охотно, помогал содержать дочь, но не хотел, чтобы совали нос в его дела, особенно она. Двадцать лет — это много. Кто знает, может, он там стал известным бизнесменом или полицейским высокого ранга, слишком высокопоставленным, чтобы рисковать своей репутацией.
— Вполне возможно—согласился Коннорс.
Шейфер снова похлопал его по колену.
— Наверняка так и произошло. Что ему терять? В убийстве обвиняют только один раз.
Разговор действовал Коннорсу на нервы. Он растянулся на кровати и захохотал. Шад поинтересовался, что его так развеселило.
— Эта твоя версия. Если ее использовать в одном из моих романов, то даже карандаш воспламенится.
— Весьма возможно, парень,—ответил Шад.— Я не собираюсь быть писателем. Ты пишешь, а я продаю твои сочинения.— Он открыл свой портфель и достал оттуда контракт с «Таннер пресс», заготовленный в четырех экземплярах.— Что ты скажешь об этом?
Коннорс пробежал глазами контракт.
— Великолепно. Но есть одна неприятность. Я не могу подписать его.
— Но почему? — спросил уже приготовивший ручку Шад.
— Из-за этого предписания на арест. Полагаю, ты сказал представителю прокуратуры, что постараешься установить контакт со мной?
— Я действительно мог сказать ему это.
— Значит, если я подпишу контракт, а ты не известишь полицию, то ты становишься, по крайне мере теоретически, причастным к обвинению в убийстве.