Моя прекрасная повариха
Шрифт:
– Красиво, – сказала я. Фьярви кивнул, протянул мне хлеб и принялся открывать бутылку. Я принялась крошить угощение, карпы столпились, выхватывая крошки и почти выпрыгивая из воды. – Кто их кормил, пока был карантин?
– Должно быть, уборщик или охранник, – предположил Фьярви, протягивая мне бокал. – Они не выглядят отощавшими.
– За что пьем? – спросила я. Фьярви улыбнулся.
– Давай за здоровье? Сейчас это очень к месту.
– За здоровье, – откликнулась я, поддержав тост. Лихорадка прошла, оставив после себя редкие приступы слабости,
– Хорошо, что все кончилось, правда? Как ты думаешь, кто-то захочет сюда приехать на наш кулинарный конкурс?
– Думаю, да, – ответила я, понимая, что сейчас мы с ним должны поговорить о совсем других вещах. – Я придумала очень интересную закуску, рулетики из семги с сыром, зеленью и икрой.
– Звучит заманчиво, – согласился Фьярви и вдруг сделался очень серьезным – сейчас он выглядел так, словно перед ним во весь рост поднялся враг – и он должен был победить. – Знаешь, я хотел поговорить с тобой… ну не только про конкурс, не про гостиницу…
Я понимающе кивнула. В голове вдруг сделалось пусто и звонко – я сама себе напоминала воздушный фонарик, готовый сорваться и улететь за облака – пытаясь успокоиться, я снова начала крошить карпам хлеб.
– За эти дни много всего случилось, – начал Фьярви и сразу же уточнил: – За те, которые прошли с нашей свадьбы. Я… понимаешь, Азора, я никогда такого не говорил, но… Я не хочу расставаться с тобой. Ты мне очень дорога, и это не просто влюбленность, это что-то намного серьезнее. Мне хочется надеяться, что и я для тебя не просто друг, и мы могли бы по-настоящему стать семьей.
– Да, ты не просто друг, – негромко ответила я. – Ты намного больше, Фьярви.
Мы поцеловались, словно школьники – быстро, обжигающе – и тотчас же отпрянули друг от друга и рассмеялись. Мне вдруг сделалось невыразимо смешно.
– Фьярви, – спросила я, – почему мы с тобой такие дураки?
– Мы не дураки, – он улыбался, но глаза его были счастливыми и серьезными. – Мы просто очень хорошие.
– Да, – согласилась я, и что-то подмигнуло мне из воды – луч вечернего солнца скользнул по чему-то золотому. Карпы поплыли в разные стороны, и к золоту прибавилась синева. Я смотрела на нее, не в силах отвести взгляда, и ужас, нараставший во мне, обрывал дыхание и гудел в ушах.
– Ахнанзи танзун… – пробормотал Фьярви по-гномьи, глядя туда же, куда и я.
– Не ругайся, – машинально промолвила я. – Это… вот чем питались карпы…
Мы поднялись со скамьи, держа друг друга за руки и не отрывая глаз от воды. Три недели был карантин, здесь никто не появлялся – и Эвентин лежал на дне пруда, словно поджидая, когда мы придем сюда.
Лихорадка напомнила о себе волной слабости, и я осела на скамью.
Фьярви
На этом вся романтика завершилась. Какая уж тут романтика, когда вам мертвец машет ручкой из пруда. Чувствуя, как поцелуй Азоры остывает на губах, я добежал
Настроение было – гаже некуда. Я смотрел на Азору и видел, что она бледная, как больничная стена, и старательно сражается с растерянностью и страхом, но не может победить. Смеркалось. Мимо прошла еще одна парочка, с любопытством посмотрела на нас, и охранник, который топтался с другой стороны пруда, замахал на них руками: дескать, шагайте уже. Конечно, это мало помогло: парочка, разумеется, отошла в сторонку и уставилась на нас и воду с удесятеренным любопытством.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я. Азора взяла бутылку и сделала несколько крупных глотков прямо из горла. Ее шрам налился краснотой.
– Мне кажется, он на нас смотрит. Так весь карантин тут и пролежал…
Я не хотел представлять, что она чувствует. Ясное дело, ничего хорошего. Прийти на пруды с мужем, почти перевести их отношения из целомудренной плоскости – и найти в воде покойника, который по совместительству был первой любовью. О таком надо романы писать. Но Эвентин, какая же ты сволочь! Так нагадил мне в такой чудесный момент!
Я уже успел размечтаться о том, что сегодняшнюю ночь мы проведем в одной постели, как и положено супругам, а там и до Конрада Фьярвиссона Палевеллина дело дойдет, но теперь эти мечты можно было сворачивать и убирать в шкафчик подальше от глаз.
Шеф Гемини прискакал со своими ребятами, и, судя по их лицам, они весело проводили вечер в пивной. Я поднялся со скамьи, обменялся рукопожатием с шефом и сказал:
– Ну вот… вон он лежит, руками машет.
Шеф сдвинул форменную фуражку, почесал затылок, заглянул в пруд и произнес:
– Надо же, а мы даже не подумали его тут поискать. Место ведь бойкое, народ так и трется. Никто бы не стал тут прятать труп.
– Место бойкое, – согласился я, – но три недели сюда никто не заглядывал.
Азора едва слышно всхлипнула. Конечно, она была испугана и расстроена – еще бы, найти на свидании труп своей первой любви! – и мое раздражение на покойника усилилось раза в три. Мы сейчас могли бы целоваться под первыми звездами, а теперь… эх!
– Ладно, давайте доставать его, – шеф махнул своим ребятам, и полицейские с удивительными выражениями на раскрасневшихся лицах полезли в пруд. Было видно, что они боятся. Шеф подошел к Азоре, присел на скамью и спросил:
– Так значит, это вы заметили труп?
Азора кивнула. Я встал рядом, погладил ее по плечу, давая понять, что она не одна, и я защищу ее и от мертвецов, и от людей.
– Да. Мы приехали на пикник, – Азора кивнула в сторону корзинки, и шеф с тоской посмотрел на бутылку с вином. – Сидели тут, любовались природой… и я вдруг заметила, как солнце играет в воде на чем-то золотом. Всмотрелась и увидела Эвентина…
– Ой! Он кусается! – вдруг воскликнул один из полицейских, совсем молоденький, и второй тотчас же дал ему затрещину.