Моя шоколадная беби
Шрифт:
– Не ой! Они теперь в одной больнице лежат, у Зойки нос сломан. А мне штраф за хулиганство! Я женщина гордая, пусть этот баклажан теперь этой рыжей стервой подавится! Это она его на зубы золотые поймала. Не мужик, а металлоискатель какой-то. Чем больше на бабе железа, тем она ему интереснее! – Верка потрогала висюльку в брови. – Когда расписаться успели? Он от меня только по своим йенехбайским делам отлучался.
– А как же ребёнок?
– А что? Выращу! – Верка погладила себя по животу и перестала всхлипывать. – Тебя же кто-то вырастил!
Катерина кивнула и не стала сообщать Верке, кто и как её «вырастил».
– Держись,
– А он перестал?!
– Да, и старается побыстрее скрыться из виду.
– Так его бабка твою Марину попросила натаскать Майкла по математике.
– По математике?!!
– Да, она тут хвасталась, что у неё диплом с отличием.
– Диплом?!! И что, она… подтягивает?
– Да. Два часа в день. Сто баксов урок. Парня не узнать, шёлковый стал. Курить перестал, пиво не пьёт, хороших манер прибавилось и никакого шкодства в глазах. Прячет он их, глаза-то! Как незамужняя мусульманка. Что у неё за методы?
Сравнение рассмешило Катю, и она прыснула в кулак, чтобы не обидеть своим весельем растрёпанную, зарёванную Верку.
Лифт, наконец, приехал.
– Пока! – Катерина махнула Верке рукой.
– Эй! Кать!
– Что ещё? – Катерина придержала двери ногой.
– А Маринка-то твоя… того…
– Что?!
– Мужик она, однако, переодетый!
– Это ещё почему? – Сердце у Катерины упало в пятки, да там и осталось.
– Так кадык у неё!!! Ты ж сама говорила – верный признак! А ещё у неё больно ноги волосатые, руки узловатые и голос хрипловатый.
– Педикюр! – крикнула Катя.
– Что – педикюр?
– Ни один переодетый мужик не догадается накрасить ногти на ногах!
– Догадается! – крикнула в ответ Верка. – А вот кадык шарфиком прикрыть никогда не допрёт! Ты там поосторожнее, Кать! Может, у тебя какой аферист пригрелся! Проверь его!
– Как?!!
– Ну… есть ещё верные признаки кроме кадыка… Железные!
– Да я не то, чтобы спец, – попыталась отшутиться Катя.
– А ты ко мне его! – хохотнула Верка, забыв про свою несчастную любовь.
Два часа Катерина слонялась по тёмной квартире со свечкой в руке. Едва она переступила порог, свет во всём доме погас. Случилась какая-то авария, чего жильцы в этом доме не помнили со дня своего заселения. В подъезде посуетились, поперекрикивались и успокоились, разбредясь по тёмным квартирам ждать, когда приедет аварийная служба и устранит короткое замыкание. Катерина порадовалась, что успела воспользоваться лифтом и тут же испугалась, потому что, несмотря на темень, было понятно – Мат-Мата в квартире нет.
– Эй! – негромко позвала Катя, и пустые комнаты гулко отразили её испуганный голос. Она нашла на ощупь свечу в серванте, зажгла её зажигалкой, которую всегда таскала в сумке и пошла по комнатам, в надежде, что Матвей молчит, решив пошутить.
Но в квартире и правда никого не было. Катерина прошла в спальню – драгоценности так и лежали, небрежно разбросанные по комоду, и почему-то именно это убедило её в том, что он не ушёл насовсем. Она посмотрела в окно: вид открывался шикарный на… она опять забыла, как это называется. Нужно спросить у Мат-Мата, написать на бумажке и приколоть к шторе. Кстати, откуда он это знает? Кажется, он не москвич, а … уроженец какого-то там Кислокаменска, какой-то странной Читинской области. Откуда у него диплом с отличием? Врёт? Тогда почему Майкл стал шёлковый? Катерина почувствовала себя такой одинокой, какой не чувствовала даже в детстве, в детдоме. Она сегодня опять чуть-чуть не погибла. Она не знает ничего о человеке, который самым диким, непостижимым образом стал ей так близок, что она… она… пожалуй согласна сорвать один, нет два замка с того, что принято называть…
Это отвратительная глупость, но это свершившийся факт – она боится потерять Мат-Мата, боится, что он уйдёт по своим бандитским делам, бросив её в этом поднебесном одиночестве, где самолётов летает больше, чем птиц. К горлу подкрались слёзы, именно к горлу, а не к глазам, они скопились там комом и не давали дышать. Завтра она узнает, в какой больнице лежит Найоби, купит фруктов и сходит к нему. Может, он и правда какой-нибудь её родственник, может, расскажет что-нибудь о её весёлых, любвеобильных фиолетовых предках, о её жаркой, гостеприимной родной стране…
Дверь в коридоре хлопнула. Катерина рванулась к ней так, что свеча, дрогнув пламенем, чуть не погасла. В коридоре кто-то шумно и тяжело дышал.
– Скотина! – сказала Катя темноте, потому что свеча всё же погасла, пока она бежала.
– Я спас тебя, беби! – возмущенно сказала темнота задыхающимся голосом Мат-Мата. – Тебя и этого американского плейбоя в красных штанишках.
– Где ты до сих пор шлялся?! – Катерина на ощупь нашла на полочке сумку, в ней зажигалку, и снова зажгла свечу.
– Это семейный скандал?
– Что ты так дышишь?! Обработал по дороге пару скучающих одиноких соседок?
– Беби! – возмутился Мат-Мат. Он сидел на полу, прислонившись спиной к входной двери всё в том же облике Мэрилин Монро. – Ты чокнулась от переживаний! Я, конечно, спортивный парень, но пешая прогулка на шестнадцатый этаж и у меня вызовет одышку! Лифт не работает! Слушай, а ты никак ревнуешь?
– Откуда у тебя диплом с отличием?!! – заорала Катя и топнула ногой.
Матушкин загоготал так, что пламя у свечки завибрировало, затрепетало, продемонстрировав, какая нежная это стихия – огонь, по сравнению с темпераментом и невоспитанностью этого накрашенного мужлана.
Он прохохотал ровно столько, сколько положено по законам драматургии, чтобы сцена не получилась затянутой. За это время Катерина успела успокоиться и почувствовать себя полной дурой.
– Слушай, беби, ты как всегда, неправильно формулируешь вопрос. Я буду отвечать на то, что ты действительно хочешь спросить. Когда ты ушла, я решил, что мне будет жаль тебя потерять. Я к тебе уже… привык, и потом, ты теперь такая богатая ляля, что глупо тратить время на поиски других вариантов. Так вот, я одел твою юбку, твои босоножки, и нанял частника, чтобы следить за тобой. Да я чуть не сдох от скуки и духоты, пока ждал тебя у крематория! Как ты понимаешь, в ржавом «Москвиче» не может быть кондиционера. Но это было полбеды. Старый хрен от нечего делать начал лапать мои коленки, и пока я объяснял ему, что не стоит этого делать, я пропустил момент, когда появился этот бородатый, патлатый хрен. Кажется, он вышел из крематория вместе со всеми, а может, и нет! Зато я заметил, что он не пошёл в микроавтобус, который повёз людей на поминки, а устроился в тени на скамейке и стал следить за тем, как ты маялась там, в машине, поджидая этого чудика с Пизанской башней на хилой груди.