Моя судьба. История Любви
Шрифт:
Затем мы отправились на Птичий рынок. После революции почти всех птиц истребили, сочтя их «пожирателями урожая» или «ненужной роскошью». Поэтому сейчас их очень ценят. Рано утром можно наблюдать, что китайцы прогуливают свою сидящую в клетке птицу (единственную, как и ребенок), чтобы послушать, как она приветствует песней начало дня. Побывав на рынке, мы отправились к знаменитой Великой китайской стене: нам предстояло проехать 75 километров по дороге с очень интенсивным движением. Каждый китаец раньше или позже должен полюбоваться Великой стеной, люди едут сюда в двуколках, живописно украшенных помпонами и полосками цветной бумаги, в автомобилях, на велосипедах, а иные
Мы приезжаем к Великой стене и оказываемся среди шумной толпы торговцев сувенирами и туристов, многие из которых вооружены фотоаппаратами. Все спешат на крепостные стены, уходящие к горизонту. Нас предупредили, что там будет холодно, так как дует сильный северный ветер. Те, кто сюда приезжают, захватывают с собой еду. Но у Мими и ее спутников нет такой привычки, и потому мы направляемся всей ватагой в уютный ресторан с внутренним двориком, где нас угощают национальными блюдами.
Мы очень вкусно поели. Но то ли сказался холод, то ли проявилась усталость, накопившаяся за последние дни, то ли дело было в том, что мы пробыли на ногах уже девять часов подряд, но так или иначе всем стало не по себе. Первой вышла из строя Матита, Джонни тоже выглядел плохо (в этом не было ничего удивительного, ибо он чуть ли не накануне вышел из больницы, и его настойчиво отговаривали от поездки к Великой китайской стене). Первый «Мерседес» повез обоих обратно в Пекин.
А мы продолжали снимать гробницы императоров династии Мин. По правде говоря, если не считать прославленной Дороги духов — по бокам у нее высятся монументальные статуи львов, слонов, верблюдов, лошадей и каких-то сказочных животных, а также фигуры мандаринов и воинов, — других достопримечательностей мы не увидели. Вход в единственную гробницу, куда был открыт доступ, напоминал вход в метро: бетонные стены и на глубине 27 метров под землей (эскалатора, естественно, не было) строгий зал, где, кроме больших дверей, пробитых в глыбе мрамора, ничего интересного не было. Хранившиеся здесь некогда сокровища уже давно отправили в музей.
Когда мы поднимались по крутым ступенькам, у Лили начался приступ тахикардии. Она шла с трудом, опираясь на руку доктора. И вот уже второй «Мерседес» отправился в Пекин, увозя врача и его пациентку.
Однако группа работников телевидения — ия вместе с ними — на этом не остановилась: мы отправились снимать знаменитую площадь Тяньаньмэнь, которая, как говорят, вмещает миллион человек… В этот холодный день она была пуста, на ней было только несколько человек, они запускали бумажных змеев, радуясь сильному ветру. Постепенно мои спутники начали чихать, жаловаться на головную боль и на усталость. Самой крепкой оказалась я. Тем не менее, съемки продолжались. Переводчик показал мне на грандиозный дворец Всекитайского собрания народных представителей, куда ведет монументальная лестница. В этот дворец мы приглашены были вечером на торжественный обед, и, по словам того же переводчика, это была «великая честь, которой, помимо глав государств, была до сих пор удостоена только госпожа Помпиду».
В конце концов, работники телевидения выбились из сил. Они не чуяли под собой ног. По их мнению, снимать за обедом будет особенно нечего. Они ошиблись. Длинная анфилада залов, каждый из которых посвящен той или иной провинции страны, заслуживает внимания. В одном из этих залов был накрыт стол на 20 персон, но в этом просторном помещении он казался совсем небольшим.
Снова звучали тосты, и я вновь провозгласила тост в память о генерале де Голле.
— Приезжайте снова! — сказал мне господин Пэн Чжэнь, председатель Постоянного комитета Собрания
Когда некоторое время спустя, уже в Париже, я встретилась с советником нашего посольства по вопросам культуры, он мне сказал:
— Знаете, сколько кассет с вашими песнями продано в Пекине и Шанхае? Три миллиона!
Из Китая хочется увезти как можно больше сувениров, до такой степени искусны местные ремесленники — как чудесны их изделия из слоновой кости или дерева, расшитые с неповторимым мастерством шелка! В моем музее есть две вазы. Одна — старинная, изысканной формы, снаружи она — ярко-красная, а внутри — синяя. Ее вручил мне председатель Китайской Республики Ли Сяньнянь.
Позднее, в конце обеда, который дал в его честь в парижской мэрии Жак Ширак, я спела для китайского гостя полюбившуюся мне песню о цветке жасмина, возобновив тем самым знакомство, начавшееся в Пекине.
Вторая ваза — совсем крошечная. Вернее сказать, это изящно расписанный фарфоровый бокал: на нем изображен мостик, деревня и четыре человеческие фигурки. Я купила его на Птичьем рынке за несколько юаней. Для меня это пустяковые деньги, а для китайцев — большие. И все же даже самый скромный из них экономит на всем, чтобы купить такой бокал в подарок своей птице, сидящей в клетке, и держать в нем свежую воду. Ибо теперь на птицу в этой стране смотрят как на дар небес.
Моя судьба
1986 год — двадцатый год моего служения песне — начался с выступления во Дворце конгрессов в Париже и закончился в другом дворце, королевском, в Рабате.
Мой сольный концерт во дворце короля Марокко был отмечен печатью тайны. На нем должны были присутствовать только гости короля Хасана П. Мы жили уже несколько дней в Марракеше, но всё еще точно не знали ни дня концерта, ни того, где он будет проходить. Быть может, в Марракеше, где находится излюбленный дворец короля, или в Фесе, или в Рабате. Нас попросили не вести разговоров по этому поводу. В это время года гостиница «Мамуниа» была переполнена, казалось, весь Париж надумал встретить Новый год под лучами здешнего солнца. Вот почему в гостинице должен был состояться гала-концерт, и все думали, что я потому сюда и приехала. А мы между тем ждали распоряжений.
Пребывание в Марракеше было довольно приятным; город этот — сплошное очарование, чего стоит одна его пальмовая роща! К тому же здесь находились некоторые наши друзья, среди них и Патрик Сабатье. Это позволило нам, устроившись возле бассейна, условиться о содержании программы «Для широкой публики»: он собирался осуществить ее в январе. В соседнем саду 60 садовников вручную тщательно приводили в порядок газон вокруг мандариновых и апельсиновых деревьев; от аромата ирисов и нарциссов слегка кружилась голова.
Наконец 30 декабря все прояснилось: прибыли долгожданные распоряжения, прибыли и автомобили, чтобы доставить нас в Рабат.
Нам отвели комнаты в отеле «Хилтон». Представитель двора, объясняя, какого рода песни предпочитает король, сказал: «Он сам вас пригласил, стало быть, вы ему нравитесь, вы и ваш репертуар…»
На следующий день я репетировала в большой гостиной дворца, убранной в восточном стиле; она выходила в галерею, украшенную мозаикой и каменным кружевом. Декораторы развешивали гирлянды цветов и златотканые драпировки; внезапно они разом замерли. Дело в том, что в галерею вошел король, которому захотелось послушать, как я репетирую. Меня знаком попросили остановиться, а потом — подойти к дверям. В галерее я увидела короля.